Ещё одна книга Кинга, которую я перечитываю раз в несколько лет. В ноябре. Вернее, переслушиваю в исполнении Игоря Князева — прекрасная озвучка.<br>Это не очень известный и не самый «типичный» кинговский роман, он небольшой, читается быстро. В нем совсем небольшая мистическая составляющая, ее ровно столько, сколько нужно приправы, чтобы вкус блюда заиграл иначе. Можно сказать, это крепкий детектив с особенным настроением.<br>Это ещё одна книга об утратах и печали. Есть такой сезон, на стыке осени и зимы, когда листья облетели, ветви голы, а до рождественских праздников ещё далеко. Люди боятся этого времени, оно черно и прозрачно, зияет пустотой, в которой каждый рискует встретить чудовищ, которых он боится. Многие стремятся «забить» это время — цветом, звуком, светом, едой, впечатлениями и так далее. Не успевает мир выдохнуть после Хэллоуина, полки магазинов заполняются новогодними игрушками.<br>Но я люблю это время и люблю его пустоту.<br>Люблю ездить в города в несезон, приходить в парки развлечений и смотреть, как ветер кружит сухой лист, слушать, как скрипят цепи пустой карусели. Мне кажется, в «Стране радости» Кинг прекрасно передал эту атмосферу.

Если меня попросить сказать в двух словах, о чём "Дьюма-Ки", я скажу: об утратах.<br><br>Я советую эту книгу тем, кто "хотел бы почитать Кинга, но боится". На мой взгляд, в ней хоррор занимает место далеко не первостепенное. Это книга не об ужасе, приплывающем из моря; это история о любви, дружбе и утратах ... и о живописи, конечно.<br><br>* * *<br><br>Здесь есть хоррор. На мой взгляд -- на взгляд человека, много и долго читавшего Кинга и не только, -- это эталонный хоррор. Без расчлененки и кровищи. Начинающийся с неявных намёков и ощущений, проявляющийся сначала во снах и видениях и, наконец, явленный в полную силу. Я, разумеется, делаю скидку на то, что я человек закалённый. Но именно как закалённый и видавший виды в жанре хоррора, я советую эту книгу тем, кто боится, что будет слишком страшно. Мне кажется, что слишком страшно здесь -- не будет. И слишком внезапно -- тоже.<br><br>Я могу ошибаться, конечно. Уровень воздействия ужаса на нас -- штука сугубо индивидуальная, и триггеры у всех свои. Вероятно, в этой книге просто нет моихтриггеров.<br><br>Я люблю истории о паранормальных способностях, и они здесь тоже присутствуют. Здесь есть много моментов, знаете, "успеха": когда читатель испытывает чувство глубокого удовлетворения. Словом, это очень вкусный (я знаю, многие не любят этот эпитет в литературном контексте, но) текст, отвечающий многим нашим эмоциональным потребностям.<br><br>* * *<br><br>Утраты.<br><br>Сразу, конечно, утрата Эдгаром руки и "прежней" жизни. Обретение себя заново: через пелену красной ярости -- к новому смыслу жизни. Кинг -- мастер описывать травмы во всех смыслах слова, не поспоришь.<br><br>Утрата жены, семьи и дома.<br><br>Потом -- обретение нового взамен старого: новой дружбы, новых смыслов и задач, нового таланта ... и утраты -- одна за другой. Утрата любимой дочери, утрата ... нет, не таланта, но возможности пользоваться им дальше. Добровольный отказ от такой роскоши (признаюсь, это царапало меня раз за разом и продолжает царапать: то, что Эдгар больше не будет рисовать. Нет, я понимаю, что на его талант откликнулось зло, что оно подпитывало его и направляло его руку, что оно использовало его как проводник и катализатор. Но всякий раз больно).<br><br>Обретение и утрата друга. В конце появляется нотка ... намёк, что будет хэппи энд в духе "Побега из Шоушенка": два друга где-то в маленькой гостинице доживают дни в покое и радости. Но нет. Это другая история.<br><br>О смерти Уайрмана сообщается словно бы мельком ... и рядом сразу же слова "он по-прежнему живёт в своих изречениях ..."<br><br>Это книга о памяти. Об утрате и памяти.<br><br>Он увидел, что я стою на прежнем месте, и его лицо осветилось улыбкой.<br><br>— Живи днём, Эдгар! — крикнул он. Люди поворачивались, смотрели на него.<br><br>— И позволь жить дню, — откликнулся я.<br><br>Он отдал мне честь, рассмеялся и ушёл. Разумеется, со временем я поехал на юг, в его маленький городок, но, хотя он по-прежнему живёт в своих изречениях (они для меня всегда в настоящем времени), больше я Уайрмана никогда не увидел. Он умер двумя месяцами позже на рыночной площади Тамасунчаля, когда торговался, покупая свежие помидоры. Я думал, у нас ещё будет время, но мы всегда так думаем, не правда ли? Мы так часто обманываем себя, что могли бы зарабатывать этим на жизнь.<br><br>И, конечно, "ты захочешь, но нельзя ..." Это книга не просто об утрате, а о том, как -- отдать добровольно. То, что любишь больше жизни. То, что вроде бы зовёт и манит. О том, как отделить подлинное от иллюзорного, как отказаться от мрака ради спасения души, несмотря на то, что мрак притворяется самым родным и близким.<br><br>" ... в тот момент я предпочитал сидеть и слушать ракушки, которые более не говорили ни моим голосом, ни чьим-то ещё. В тот момент я предпочитал просто сидеть, смотреть на Залив и думать о моей дочери, Илзе Мэри Фримантл, которая при рождении весила шесть фунтов и четыре унции [100 унций — 2 кг 835 гр], первым словом которой стало «ав», которая однажды принесла домой большой коричневый шар, нарисованный мелком на куске строительного картона, радостно крича: «Я наисовала тебе кайтину, папуля!» Илзе Мэри Фримантл.<br><br>Я хорошо её помню."<br><br>* * *<br><br>Картины.<br><br>Я не художник.<br><br>Я немного вижу и понимаю.<br><br>Но читая Дьюма-Ки, я всякий раз ... нет, ещё не вижу, но мечтаю увидеть. Такая вот нелепица: при наличии огромного количества реальных шедевров в моём реальном мире (я живу рядом с Эрмитажем!) я хотела бы увидеть картины несуществующего Эдгара Фримантла. Не все, нет, я не хочу видеть цикл "Девочка и корабль", хотя я осознаю, что талант Эдгара был неотделим от приходящего из моря мрака. Я осознаю, что Эдгар был призван на Дьюму, чтобы поучаствовать в пробуждении зла, чтобы помочь ему проявиться ... мой мозг всё осознаёт (и я, как Эдгар, вынуждена отдавать раз за разом своё желание увидеть наяву его живопись), но какая-то часть меня просит от странном. Например, о том, чтобы в раю, где (я верю) овеществится в новой реальности то, что нам было дорого здесь (даже несуществующие вещи, даже книжные персонажи, даже книжные ... картины), я смогла бы увидеть картину "Розы, растущие из ракушек".<br><br>* * *<br><br>Это одна из самых красивых книг об утратах и памяти, что я знаю.<br><br>О том, как терять и жить дальше. Об искусстве маленьких шагов, о том, как маленькими шагами маленьких (покалеченных) людей спасается мир. Снова.<br><br>Это книга настолько визуальна, что я всякий раз внутренне постанываю, перечитывая её. Как бы мне хотелось, чтобы её экранизировали (и как я боюсь, что кто-то это сделает, и сделает не так). Как бы мне хотелось, чтобы картины Эдгара проявились в реальность ... и как страшно от мысли, что это может случиться.<br><br>Но у нас есть воображение.<br><br>И память.<br><br>И как хорошо, что человеческая память несовершенна. Как хорошо, что я забываю эту книгу снова и снова. И могу раз в несколько лет прочитать её. Снова. Пройти по берегу Дьюмы, послушать разговор ракушек, увидеть Уайрмана ...<br><br>Живи днём. И позволь жить дню.

Я, в общем, сижу на крючке историй из цикла о Фабиане Риске и Дуне Хугор, я по-любому прочитала бы новую книгу цикла. Чего я не ожидала, так это того, что она меня по-настоящему сильно впечатлит и зацепит эмоционально так, что я уже пару дней о ней думаю.<br><br>Я отношусь к скандинавскому нуару как к guilty pleasure: периодически в него захожу, чтобы пощекотать нервишки (и отвлечься от повседневности :) ), периодически откладываю жанр в сторону на продолжительное время, но никогда не ищу глубоких смыслов и переживаний. Но дочитав "Последний гвоздь", я вдруг подумала, что несправедлива к жанру, да и перед самой собой можно быть честнее. Есть книги (и, кстати, фильмы), которые подняли во мне очень глубокие переживания, заставили задуматься о человеческих судьбах и о природе зла. Например, я очень люблю сериал "Мост". У меня почти нет времени смотреть кино, отслеживать новинки, а "Мост" меня время от времени тянет пересмотреть.<br><br>Вот к Анхему я прикипела душой, потому что его истории очень похожи на "Мост". Дело даже не в географии (хотя знакомые места постоянно встают перед глазами), для меня дело в настроении, поступках персонажей и так далее.<br><br>Во всех предыдущих книгах серии в фокусе было какое-то очередное преступление очередного маньяка, и Риск расследовал его, а Дуня была где-то чуть подальше от центра истории, озабоченная своими непростыми взаимоотношениями с бывшим начальником Слейзнером. А здесь уже наконец Слейзнер выступает в роли главного антагониста, и это не убавляет книге очков в моих глазах, а делает ее невероятно напряженной. Нужно было в нескольких предыдущих томах нагнетать в читателе отвращение и справедливую ярость, чтобы мы наконец ждали, что Слейзнер получит по заслугам. Постараюсь обойтись без спойлеров, скажу только, что автор чрезвычайно жесток по отношению к героям, что в этой книге им (и Риску, и Дуне) изрядно досталось, и нужны крепкие нервы, чтобы с этим справиться и все равно оценить повороты сюжета.<br><br>Я оценила.<br><br>Как писатель я много размышляю о том, как автор может поступать с антагонистом.<br><br>Вот есть у нас, к примеру, коррумпированный полицейский, мерзкий тип, садист и убийца, который привык к вседозволенности. На протяжении нескольких книг автор показывает читателю мерзости антагониста и дает ему выйти сухим из воды. Очевидно, что если в итоге антагонист не будет наказан, читатель возмутится. Я бы возмутилась. Вопрос в том, как именно его наказать.<br><br>И вот тут Анхем проворачивает какие-то невероятные штуки у меня перед глазами, он показывает мне путь Дуни к мести, показывает, что творится у нее в сердце и в голове, размышляет голосом Слейзнера о природе зла и размышляет голосом Дуни о том, где именно находится черта, которую никак, ни за что нельзя переступать. Несколько раз я ахала от возмущения, чтобы чуть позже ахнуть от восхищения сюжетным поворотом. Я не говорю, что мне нравится читать про пытки и убийства, я говорю о том, что работа автора с темой мести здесь филигранна. Это действительно тяжелая книга, и у нее достаточно тяжелый финал, но я не знаю, каким он мог бы быть еще. Просто не знаю. Слащавость и хэппиэнд для всех при заданном изначально накале страстей тут были бы не уместны.<br><br>Грустная и сильная книга. Разумеется, читать ее есть смысл только тем, кто читал все книги цикла с самого начала.

Время такое — очередной раз захотелось пощекотать нервишки вокруг/около Самайна, уже не первый раз слышала про роман "Убыр" и решила, что сейчас — самое время.<br><br>Началось все здорово. Правда, захватило.<br><br>Первые главы мне "зашли" так хорошо, что я еле-еле удержалась от восторженных замечаний прямо по ходу чтения. Здесь есть все, что я люблю и что считаю элементами хорошего хоррора и мастерского вовлечения читателя в историю. Начинается все тихо-мирно, главные герои — мальчик 14 лет и его 8летняя сестренка, их родители уехали на день по делам в деревню, а после возвращения что-то с ними не так.<br><br>Оу, я это по-настоящему люблю, я потирала руки и приготовилась учиться у автора тому, как стилистически правильно закручивать обороты в хорроре. Отличные сцены с тем, как родители вернулись и тем, как у мамы начало исправляться зрение. Еще мне очень понравились образы героев, вот сестренка, с ее глазами-скворечниками, и то, как автор описывает отношение старшего брата к младшей сестре, — всему этому веришь.<br><br>Но потом начинается какая-то муть. Буквально: я пыталась увидеть действия героя, проследить их, понять, кто с кем, что, как, кого, куда, а у меня будто стрелка компаса внимания набок сворачивает постоянно, будто ее что-то сбивает, будто до того я все сцены видела четко и резко, а тут — раз, и расфокусировка.<br><br>Это было, пока дети ехали в электричке и в особенности когда началось ночное блуждание между станцией и деревнями, вся эта возня с телефоном, со свиньями и так далее. Текст рваный, резкий, быстрый, глаголов много, описаний мало, читателю почти не дается времени на то, чтобы затормозить, остановиться, оглядеться по сторонам и понять, что вообще происходит. Раз, два, три, нагнетания — одно, второе, третье, события — бах, бах, бах. Я пишу сейчас, вспоминаю и чувствую, как у меня учащается пульс. Трудно воспринимать такой поток событий, трудно испытывать сочувствие к персонажу, когда даже не успеваешь переключиться между сценами.<br><br>Следующее замедление — когда Наиль стал учиться у бабки. Вот тут мне снова стало хорошо, плавно, понятно. История вошла во вменяемое русло, снова возникли логика, верх, низ, север, юг. Какие-то ориентиры. Истории ученичества я вообще люблю, а тут так здорово рассказано о том, как мальчик стал Следопытом, и все эти элементы татарского фольклора, слова, ощущения ... здорово.<br><br>И потом — я никого не удивлю, верно? — у меня снова начало сбоить восприятие, события снова стали происходить чересчур быстро и непонятно. Возня в электричке раздражала безмерно, то, что задумывалось автором как нагнетающее ужас сражение, я читала как нелепый фарс, который мне мешал сосредоточиться и понять, что же происходит. Я не утверждаю, что здесь на 100 процентов вина автора, возможно, я повела себя не как самый вдумчивый читатель, но ведь мне вначале очень понравились и способ повествования, и тема, и герои ... значит, автору все же не удалось удержать мое внимание.<br><br>Заключительный бой с котом ... честное слово, мне пришлось перечитать его дважды, чтобы в принципе разобраться, где чьи ноги, лапы и хвост.<br><br>Момент, когда герой НЕ убил кота, — до слез. Но вся сцена оставила после себя больше вопросов, чем ответов. Я не буду здесь озвучивать ВСЕ свои вопросы, потому что мне даже неловко, что после прочтения книги я не поняла из нее почти ничего. :)) И все же мне постоянно приходилось останавливаться и спрашивать себя (и автора): а как он/она сделал это? А как произошло вот это? А что, собственно, случилось? А почему?<br><br>К концу книги внимание настолько истощено постоянными попытками разобраться, что не остается никакого желания читать продолжение. Вообще для меня это интересный стилистический кейс, простите за выражение. В этой книге было очень много удачного, как по мне, того, что я взяла на заметку.<br><br>И много того, что мне, как автору, хотелось бы избежать.

Я нередко откладываю чтение книг, о которых успеваю прочитать в чужих отзывах, что они «мрачные», «полные безысходности»; я боюсь великой мрачной литературы и ее несомненно сильного воздействия на меня (я очень эмоциональна).<br><br>Как хорошо, что цепочка совпадений привела меня к «Гроздьям гнева» до того, как я начиталась чужих рецензий о том, что «книга ввергает в депрессию» и «после неё хочется удавиться».<br><br>Потому что я считаю, что «Гроздья гнева» — величайшее произведение, одно из лучших, что мне доводилось читать в жизни. Это, в первую очередь, книга о силе человеческого духа и о надежде, той, что сверх-рациональна, той, что не имеет никаких оснований в тварном мире и даётся исключительно божьей милостью.<br><br>Это действительно очень страшная и тяжёлая книга, но ее страх и тяжесть не обрушиваются на тебя сразу, более того, бОльшую часть произведения чувствуешь себя в эмоциональной безопасности, как будто все происходящее не имеет к тебе отношения, тебе немного скучно, местами забавно, местами - ну, да, грустновато, но ты все ещё не отождествляешь себя с персонажами. Ты-то читаешь эту книгу в тёплой постели или уютном поезде, в кофейне или в кресле самолета, словом, у тебя все в порядке, и в любой момент можно отложить нудятину в сторону и переключиться на свои увлекательные повседневные дела.<br><br>По силе эмоционального воздействия (и по тому, как исподволь, незаметно читатель вовлекается в повествование) книга напомнила мне «Не отпускай меня» Исигуро, которая стала сильнейшим впечатлением прошлой пятилетки, пожалуй. Я тогда писала, что история настолько страшная, а рассказана настолько гениально, что ты понимаешь, что тебя медленно варили в кипятке все это время, только когда ты уже сварен, умер, переворачиваешь последнюю страницу и держишь в руках сердце, протягиваешь его Создателю и просишь: подержи, пожалуйста, потому что я сейчас … не могу. Мне нужно время, чтобы воскреснуть.<br><br>Сейчас я испытываю почти то же самое.<br><br>В «Гроздьях гнева» рассказывается нехитрая история одной американской семьи, фермеров, которых согнали с земли, которые были вынуждены погрузить все имущество на грузовик и отправиться на юг в поисках лучшей доли. Калифорния видится им (и читателю) Утопией, где есть сады, зелень, океан, белые домики, вдоволь работы, а фрукты можно рвать прямо с деревьев. Но читатель, в отличие от персонажей, уже знаком с писательскими приемами и понимает, что Утопии достигнуть не получится, а если и получится, то все будет не так, как мечталось.<br><br>Это роад-муви, история о бесконечном поиске нового дома, работы, покоя. Главы, в которых рассказывается о персонажах (к которым привязываешься все больше и больше), перемежаются другими, где при помощи безличных местоимений или каких-то абстрактных разговоров третьих лиц автор рассказывает о том, что происходило в Америке в период великой депрессии, о том, как тысячи людей оказались без земли и без крова, о том, как деньги стянулись в крупные корпорации и банки, а простые люди беднели, нищали и превращались в презираемых и ненавидимых бродяг. Гроздья гнева — гениальное название, где в двух словах передан процесс возрастания в человеческих сердцах ярости и возмущения. Стейнбек выращивает эти самые гроздья в сердцах читателей. По капле. Это непрерывный процесс, в который ты вовлечён с первых страниц, и если вначале ещё можно «соскочить» и отложить книгу, то после второй половины от неё уже не оторваться, ты не можешь не ехать вместе с Джоудами в поисках лучшей доли, не можешь оставить их одних. Хотя ты, в отличие от Джоудов, уже начинаешь подозревать, что хэппи-энда не будет.<br><br>Когда я дочитывала последние страницы, я все думала, ну каким, каким же можно сделать финал? Я вспоминала ещё детскую книгу «Без семьи» Моло, тоже роад-муви о скитаниях детей. Там героям доводилось попадать в тяжелейшие ситуации, но в конце, конечно, случилось чудо, и нищий мальчик-сирота оказался вовсе не сиротой, да и не нищим. Я понимала, что Стейнбек пишет не сказку и на ставит перед собой цель умилить читателя. При помощи безличных местоимений и на примере некоторых абстрактных «детей» и «людей» в соседних главах он уже подвёл меня к тому, что почти все в итоге погибают, оставшись без еды и крова, — и взрослые, и дети, и старики. Мне не хотелось идти с Джоудами до самого конца, и Стейнбек милосерден ровно настолько же, насколько гениален. Потому что последние строчки книги — это гимн человеческому милосердию, самоотдаче, силе духа и надежде той, которая дарована свыше в ситуации, когда она невозможна.<br><br>Пишу и плачу.<br><br>Думаю, это одна из самых «программных» книг в мировой литературе, думаю, ее стоит прочитать каждому.