shavzhen

Джим – очень, очень хороший мальчик. Вежлив, правдив, скромен, добр. Слушает маму, каждое утро делает зарядку. Характер мягкий.
Это досье из известного мультика шутки ради примерял эпиграфом, читая первые главы. Но после обнаружилась перекличка с текстом. А Совершенная синь покойного Сатоси Кона, да Агент паранойи его же эпизодами сопровождали меня до финальной прямой, звучащей фальшью гнилого хеппи-энда.
Когда-то прочёл мангу про запутавшуюся в своей безответной любви девочке, что любя чистой любовью одного всеми способами снашалась в другим, ревновала его, второго, любя того, первого. Отличная притча о том, куда приводит секс без обязательств. Но моё внимание привлекал тот второй, что имел девочку, его личные стремления, его мести отморозкам что более года до событий урыли его брата и мечта об некой девушке чью фотографию он сделал на пляже в последние дни с братом. Мальчишка был умный, и умел словами уничтожить противника, спровоцировать, заставить против чаянья сделать нужное ему. Не буду томить, месть свершилась, девушку он нашёл и получил чистую взаимность. Ну и та, которая его ласкала от начала манги, оказалась не обделённой. И в этот момент триумфа по всем фронтам прибыли доблестные японские менты с единственным робким вопросом вас тогда-то видели там-то, вы можете что-либо сказать (если что место богатое различными тусовочными точками и событиями) и мальчишка, обладая всем чего желал, не включил дурака, не отмахнулся от возможности не быть даже свидетелем, а с готовностью сдал себя с хвастливым восторгом. Финиш. Но это японский комикс, им законодательно нельзя показать безнаказанность аморального образа жизни и автору пришлось ломать логику сдавать героя.
А в этой книге, чем Себ заслужил своё спасение, Джоан, роботу? За самурайскую исполнительность?
Но меня уже несёт в спойлерный лес. И чтоб не облегчать читателям жизнь зайду с иной стороны: о чём «24 секунды до последнего выстрела»? О скучающем умненьком мальчике, что покоряет и растирает в пыль всех своей харизмой. Он скучает в своей гениальности, ему нужны новые развлечения, новые свершения, новые игры чужими судьбами. Вечный игрок, штурмующий всё новые вершины, новые способы окунуться в риск и боль. Об убегающем от своего сумасшествия.
О цепном псе безумца. Не знаю что за созависимость между ними, как называется этот синдром (или целый букет). Но оно почти трогательно. Что даёт Себу эта связь? Солдафон что не находит себе место на гражданке, это не ново, знакомо. Деньги? Любой ваш каприз за ваши деньги… Возможность убивать! Увлекательно отстреливать людишек! И быть чистеньким Святым Себастьяном. Оправдываться «я исполнял приказ». Удобно. Даже не прикрываясь высокой идеей «Блага государства». Убивать в Афгане это совсем другое, чем убивать сограждан, правда же? Но Себ хочет продолжать и получать за это деньги. Если бы его тяготило, он убил бы безумца при первом же удобном случае и прекратил бы цепочку смертей. Но он выбирает путь «мужчины», за который его отец называет идиотом и трусом, забывшим об ответственности, той самой которой он и прикрывался по отношению к дочери.
Психологизм. Его в книге навалом. Решения нелёгкие, признаю. Как говаривал некий Дамблдор: нам предстоит выбирать между легко и правильно. А кодекс Бусидо велит: когда на выбор есть два пути, выбирай тот, что ведет к смерти. Путь воина – означает смерть.

Когда пустая луна
Пускает небо в расход
Не знаешь где ты и с кем
Какой течёт сейчас год
Шуршит в катушечках жизнь
Мотает время свой срок
И по сценарию фильма
Я всегда одинок
И все дрожит телефон, и светит лампочки свет
Я знаю, я вижу сон, я знаю, что меня нет

Первым делом отмечу язык и слог, не оставивший своими вывертами меня в восхищении, но местами, мой редактор, ручки бы свои утомила носом тыкать.
Второе. Китен – повествователь своих злоключений, кошкин сын, последний не утопленный из его помёта. Протиснувшийся от кабацкого жигало до сутенёра своей судьбы, своей любви:
Моя промокшая подруга взглядом покоряла небеса
По поступи чужих шагов привыкшие все видеть в этом мире,
Глотая воздух между слов за титрами в несбывшемся эфире
Отпущенный надеждой прочь ты выходил на тонкий лёд
Ещё одно мгновенье, ты утонешь
Ещё одно мгновенье и она
Тебя спасёт
Заставившей спившегося воспитателя мелюзги пробудиться, возжелать странного и возлюбив Луну, решительно коснуться кажущегося отражения кажущейся луны, клятвенно изобрести новую науку – Демонологию.
Что суть ея? Оно ж третье.
Классика мифологи – могущественные демиурги и персонификации отдельных проявлений и функций мироздания, что погрязли в интригах и страстях, друг дружке не то ближайшая родня, не то ученики-подмастерья-наследники. Любят они друг друга нежно, расчётливо, коварно. Предобрейший «Зевс», пытает аки Прометея «Локи», тщась узнать чью-то судьбу. А тот изрекая правдой ложь, играет за все стороны, но прежде всего за себя.
И эта суета, в которой горят города – часть рождения и конца мира, разгар гибели богов. И через всё к Зиме чёрной клочком по белому полю прошмыгивает кот постоянно-без-сапог – пешка, помеха, отмычка, пиковая двойка в рукаве.
Дышим чёрным дымом на востоке взрываем города.
И унижает грубая сила и рвёт вновь, и вновь.
А для сохранения мира нужна ли кровь?
Хрупкое твоё сердце, наполнено нефтью
В которой весь наш мир сгорает
Тёмное небо, выжжено поле моё
И чёрные слёзы, круги под глазами
кричащие души и рвавшие сами
Нам роют могилы и всё.
Бегущие сотнями люди нам завязали глаза
Мы презираем бога и верим словам лжеца.
Четвёртое. Мир. Не знаю какой сие панк. Магия, суть технологии неизъяснимо высоки, тварная плоть органики неотторжима от механики и проводки. В этой киберэкосистеме живо и в сети всё: и города, и дома, и дерева, и само собой все-все разумные, владеющие собственной волей, существа.
И всё же мирок ограничен несколькими градами разной степени блистательности, а между ними беспроглядные пустоши. Мирок, трепещущий на грани Хаоса. Как если бы сотворившие его ламеры споткнулись после первых успехов, или ошиблись с распределением ресурсов и теперь все силы уходят на удержание того от схлопывания. И грызню. Эта повесть о том, глазами подвернувшегося кота. Приятного чтения.

Случилось то, о чём так долго говорили, ждали и надеялись особо прогрессивные человеки. Земле надоел зуд от чересчур расплодившихся и развернувшихся людишек. Но свести решила не каменюкой с неба, не катаклизмами (зачем причинять себе лишних страданий), а просто запретив им быть. Радикально и скоро. Но, будто бы на миг задумалась: для чего-то же их, паразитов, завела, и оставила в живых детёнышей, избалованных цивилизацией. Умеющих в своём возрасте пока только брать, но не давать, не создавать.
Я не читал Повелителя мух. Всё одно это не поколеблет веры в людей. Дети – не испорченные воспитанием и правилами взрослые с их рамками и условностями. Тем более что столь любимое нынче «никто никому ничего не должен и не обязан» так хорошо ложится на подростковый максимализм и эгоизм.
В мире незрелости всё не только откатилось назад к первобытности нравов, но и стало острей. Спеши жить, попробуй всё, не оглядывайся, сгори… Несозревшие люди не успеют задуматься о будущем. А все потуги быть правильными разбиваются об жестокости себялюбивых людей, не знающие и не привыкшие к рамкам А там праздник непослушания быстро приходит в социальный дарвинизм – ты ценен не тем хороший или плохой, а что умеешь и чем полезен. Сильный – прав, а слабый – служи. Или в расход или котёл. Девочка… будь ласкова и послушна. Что стесняться, коли будущего нет. Подохнешь, не распробовав жизни. Так что в утиль все эти моральные глупости. Жги жизнь, веселись, грабь, позволяй себе то, что запрещалось прежде!
А придёт беда, беги, твоя хата с краю, а своя рубашка ближе к телу. Живи сколько и как получится!
Однако, мы потомки не только непокорных, но и злыдней, навязывающих свою волю, способных постоять за себя, сказать: это моё. Желательно уже предсмертно корчащемуся врагу.
Ты должен быть сильным, ты должен уметь сказать:
Руки прочь, прочь от меня!
Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть.
Что будет стоить тысячи слов,
Когда важна будет крепость руки?
И вот ты стоишь на берегу и думаешь: "Плыть или не плыть?"
И за спиной такого смогут звучать и добрые правильные слова, как и о суровом порядке. Последних дней.
Ведь как не крутись – помрёшь. Весь выбор – как зверь падалью в канаве или человеком, оставшись в памяти друзей.
И вообще, люди живучей тараканов. И дай им малейший шанс, будут цепляться жить. И вдруг, быть может, среди миллиардов трупов найдётся горсточка робких ростков. И на могилах альтруистов будут резвится потомки тех, кто не был ни трусом, ни храбрецом, ни сильным, ни слабым, ни героем, ни сволочью. Просто средние люди, которым посчастливилось родиться ни рано, ни поздно.
Сойдемся на месте, где был его дом,
Где трава высока над древесным углем.
И зароем нашу радость в этом чёрном угле
Там, где умер последний человек на Земле.

Год назад я познакомился с «Принцем зазеркалья» ныне заполучил вторую Летопись тринадцати зеркал «Пески Виды». И не был разочарован, навык растёт, жизнь движется. Для Ани, главной героини цикла, прошло полгода обычной жизни, но как все подростки она скучает в обыденности, тем более что ей довелось прикоснуться к чудесному, и ниточка в зазеркалье всё ещё тянется. У тамошних друзей всё так интересно…
Но приключения и чужие обстоятельства имеют свои планы и раз они уже свели с кем-либо знакомство, и ты выжил, то они вновь заглянут, ткнут перстом судьбы, назвав избранным, и попробуй отказаться. Подросток! Посмеешь? А после наушники в уши и напевай:
…И если ты можешь бежать, то это твой плюс.
Ты мог быть героем, но не было повода быть.
Ты мог бы предать, но некого было предать...
Подросток, прочитавший вагон романтических книг,
Ты мог умереть, если б знал, за что умирать
Стремление изменить мир в юной крови, только позови, это часть становления, нахождения себя в будущем взрослом мире, доказательство старшим или себе, что ты уже можешь решать, а не только быть послушным ребёнком. Не каждый шаг бунт, но всегда ли они, предыдущие поколения правы, всё правильно понимают? Это тоже выбор. У каждого, как у личности, так и поколения он свой, как и амбиции и понимание долга.
И вновь Цой:
Красное солнце сгорает до тла,
День догорает с ним,
На пылающий город падает тень.
Перемен! – требуют наши сердца…
И вдруг нам становится страшно что-то менять.
Хотя бы по причине, что в эпиграфе, хотя бы потому, что мир хоть как-то оправился от предыдущей катастрофы. А так хочется стабильности, благополучия личного или для своего племени (народа, мира) и потому интриги, предательство, равнодушие. Всё это завязывается множеством узлов и узелков, что пойди ещё распутай, разруби, а после, чтоб всё не развалилось, увязывай новые, творя новый узор жизни.
Но это всё не навязчиво, вторым планом. А на первом приключения и взросление. Аня учится быть ведущей, а не ведомой, выбирать, когда и о чём говорить, как поступать, а когда промолчать и не мешать событиям.
Перед Аней (и нами) раскинулся необычный мир, ещё недавно полноводный «Каладан», ныне – «Арракис». Мир, где не только в воде, но и в небе плывут киты и не только. Где живут два человеческих народа разных не только культурой. А кроме них и другая волшебная раса, оставшаяся в легендах. Мир сочный, интересный, не дающий заскучать и даже обидно, что всё так скоро завершается. А ещё острей, что нет пока третьей книги, чтоб узнать к чему ведут оставшиеся ниточки.

Белый снег, серый лёд, город в дорожной петле
А над городом жёлтый дым Городу две тысячи лет
И две тысячи лет война без особых причин
Война дело молодых Лекарство против морщин
И мы знаем, что так было всегда
Что судьбою больше любим кто живёт по законам другим, и кому умирать молодым.
Он не помнит слово «да» и слово «нет», не помнит ни чинов, ни имён,
И способен дотянуться до звёзд, не считая, что это сон.
И упасть опаленным…
Юность горяча. Ретива в порыве. Юнцы видят «фальшь» своим свежим взглядом и рвутся исправить, сделать всё верно, а не так как загубили взрослые. Юнцы не боятся, ибо не познали поражения, не осознали смерть и цену последствий в полной мере. У них за спинами ещё нет семей, чтоб осторожничать. И они справляются!.. Те, что переживут свой порыв. И опалённые опытом становятся осторожней и мудрей.
Приходит взросление и ответственность. За то и тех, что на себя взвалил и тех, кого подбросила судьба, хоть это и не твой выбор.
После приходит зрелость и терзает догадка что:
С душой пустою и холодной, ты будешь прошлое оплакивать в тоске.
И кожа ссохнется, и мышцы ослабеют, и скука вльется в плоть, желания губя.
И в черепе твоем мечты окостенеют, и ужас из зеркал посмотрит на тебя
Заплещет вещее и блещущее знамя. о, если бы оно и над тобой взвилось.
Ты истощишь свой дух над письменами, их смысл утерянный, толкуя вкривь и вкось.
Ты будешь одинок в оцепененьи дремы. Прикован будет твой потусторонний взгляд к минувшей юности.
И радостные громы далеко в стороне победно прогремят.
Однако это не про Руту. В чьей молодости были и радостные победные громы, и свои свершения и знамя над ней никогда не спускалось, только стало зваться – долгом. И несла она свою вахту долго в глуши и кое-чем она всё же была обделена.