Искала прачка клад
На дне глубокого корытатак много лет подрядне погребенный, не зарытыйискала прачка клад. Корыто от прикосновеньязвенело под струну,и плыли пальцы, розовея,и шарили по дну. Корыта стенки как откосы,омытые волной. Ей снился сын беловолосыйнад этой глубиной. И что-то очень золотое,как в осень листопад…И билась пена о ладони —искала прачка клад. До свидания, мальчики
Ах, война, что ж ты сделала, подлая:стали тихими наши дворы,наши мальчики головы подняли —повзрослели они до поры,на пороге едва помаячилии ушли, за солдатом – солдат…До свидания, мальчики! Мальчики,постарайтесь вернуться назад. Нет, не прячьтесь вы, будьте высокими,не жалейте ни пуль, ни гранати себя не щадите, и все-такипостарайтесь вернуться назад. Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:вместо свадеб – разлуки и дым,наши девочки платьица белыераздарили сестренкам своим. Сапоги – ну куда от них денешься?Да зеленые крылья погон…Вы наплюйте на сплетников, девочки. Мы сведем с ними счеты потом. Пусть болтают, что верить вам не во что,что идете войной наугад…До свидания, девочки! Девочки,постарайтесь вернуться назад. «На арбатском дворе – и веселье и смех…»
На арбатском дворе – и веселье и смех. Вот уже мостовые становятся мокрыми. Плачьте, дети!Умирает мартовский снег. Мы устроим ему веселые похороны. По кладовкам по темным поржавеют коньки,позабытые лыжи по углам покоробятся…Плачьте, дети!Из-за белой рекискоро-скоро кузнечики к нам заторопятся. Будет много кузнечиков. Хватит на всех.
Вы не будете, дети, гулять в одиночестве…Плачьте, дети!Умирает мартовский снег. Мы ему воздадим генеральские почести. Заиграют грачи над его головой,грохнет лед на реке в лиловые трещины…Но останется снежная баба вдовой…Будьте, дети, добры и внимательны к женщине. «Не вели, старшина, чтоб была тишина…»
Не вели, старшина, чтоб была тишина. Старшине не всё подчиняется. Эту грустную песню придумала война…Через час штыковой начинается. Земля моя, жизнь моя, свет мой в окне…На горе врагу улыбнусь я в огне. Я буду улыбаться, черт меня возьми,в самом пекле рукопашной возни. Пусть хоть жизнь свою укорачивая,я пойду напрямикв пулеметное поколачиванье,в предсмертный крик. А если, на шаг всего опередив,достанет меня пуля какая-нибудь,сложите мои кулаки на грудии улыбку мою положите на грудь. Чтоб видели враги мои и знали бы впредь,как счастлив я за землю мою умереть!…А пока в атаку не сигналила медь,не мешай, старшина, эту песню допеть. Пусть хоть что судьбой напророчится:хоть славная смерть, хоть геройская смерть —умирать все равно, брат, не хочется. «О чем ты успел передумать, отец расстрелянный мой…»
О чем ты успел передумать, отец расстрелянный мой,когда я шагнул с гитарой, растерянный, но живой?Как будто шагнул я со сцены в полночный московский уют,где старым арбатским ребятам бесплатно судьбу раздают. По-моему, все распрекрасно, и нет для печали причин,и грустные те комиссары идут по Москве как один,и нету, и нету погибших средь старых арбатских ребят,лишь те, кому нужно, уснули, но те, кому надо, не спят. Пусть память – нелегкая служба, но все повидала Москва,и старым арбатским ребятам смешны утешений слова.
