Ей не хотелось идти домой, выходить на людную улицу, вообще двигаться. Ника сидела и немигающим взглядом смотрела на обшарпанную дверь подъезда прямо перед собой. Сколько бы она просидела здесь?
Может быть, до самого вечера, до прихода с шахты отца, ему единственному можно рассказать о своем горе. Дверь подъезда открылась, и во двор вышла молодая пара. Ника без любопытства, машинально скользнула по ним взглядом. Но, скользнув, вернулась — она знала обоих. Женщине было чуть больше двадцати. Ника бы назвала ее девушкой, если бы не знала, что она именно женщина, поскольку у нее имеется полуторагодовалый ребенок. И ребенка она воспитывает одна. Ника даже знала ее имя — Юлия Юрьевна и то, что она ведет какой-то кружок в клубе шахтеров.
Женщина была одета по-весеннему — в светлую блузку и зеленую, всю словно струящуюся, длинную юбку. Вся женщина, с головы до ног, показалась Нике легкой, плавной. Она как-то весело светилась, глядя на своего спутника. Парень тоже светился, что было необычно, удивительно, поскольку в нем Ника узнала своего родного брата Славика. В лице его жило совершенно несвойственное ему выражение.
Оно сочетало в себе восторг и нежность. Да, именно нежность — какую-то чужую, незнакомую мягкость, о наличии которой у него Ника даже не подозревала, хотя провела со Славиком рядом почти всю свою четырнадцатилетнюю жизнь. Исключая, конечно, последние два года, которые брат служил в армии.
Ника успела пожалеть, что забежала именно в этот двор, но удирать поздно. Любое движение с ее стороны привлечет внимание пары, и они ее увидят. Ника приросла к скамейке.
Она испугалась. События прошедшего дня вдруг выросли до неимоверных размеров и выстроились в ряд. Побег класса и ее отступничество. Допрос у директора и требование донести о зачинщиках, ее упрямое молчание в ответ, не вызвавшее. ни капли понимания ни у Химозы, ни у директора…И разборка с девчонками, из которой она сейчас помнила почему-то только презрительно-брезгливое «Цыганка». И разбитое стекло в кабинете физики!
Завернув за угол дома, пара" не сговариваясь, остановилась. Так, как если бы это было привычным делом. Славик весело, словно в шутку, сгреб Юлию Юрьевну в охапку и стал целовать ее частыми короткими поцелуями, под которыми та смеялась, жмурясь, как от теплого грибного дождя. Ника смотрела на эту сцену, широко открыв глаза, не умея сразу оценить и уместить в голове увиденное. Она чувствовала неловкость, словно ненароком узнала чужую тайну. По-видимому, они прощались, чтобы разбежаться в разные стороны: она — к остановке, за дом, а Славик — дворами, домой. Но почему они прощаются, только что вместе выйдя из дома? По ее представлению влюбленные, заходя друг за другом, должны потом идти куда-то вместе. Гулять по улицам или — в кино, например…
Ника не успела додумать эту новую мысль, как брат Славик обернулся и наткнулся взглядом на сестру. Сначала он, вероятно, глазам своим не поверил. Потом, когда поверил, стал постепенно меняться в лице. Оно почти сразу утеряло ту светлую рассеянную нежность, которая только что царила там. Затем он нахмурился, что-то бросил своей спутнице и, сурово наклонив голову, направился в сторону сестры. Ника обреченно поднялась со скамейки. Юлия Юрьевна наблюдала за происходящим, не отходя от стены.