– Хвост какой-то несуразный! Челка! Уши торчат! Серьги носишь цыганские! Воспитываешь тебя, воспитываешь, все одно – твое плебейское нутро найдет выход. – Ее правая рука, аккуратно пристроив сигарету на выемке пепельницы, лениво перебирала визитки. – Сейчас я тебе порекомендую одного очень хорошего мастера. Созвонись, скажи, что от меня… Завтра чтобы…
– Простите, Марианна Степановна. – Ксюша судорожно сглотнула, сцепив трясущиеся пальцы. – А вдруг он будет занят вечером?
– Меня это не волнует.
Визитка нашлась наконец и заскользила по полировке длинного стола для переговоров в сторону входной двери, у которой тряслась перепуганная насмерть секретарша.
– Скажешь, что от меня, он не откажет. Все, ступай. Да… – Марианна досадливо нахмурилась. – Скажи Аллочке, пускай войдет. Только предупреди ее – у меня ровно десять минут и ни секундой больше.
Ограничивать собственную дочь во времени стоило. И стоило сообщить ей об этом именно через секретаря. Иначе…
Иначе будут долгие разговоры о материнском долге, вернее, о неисполнении оного. Крики, вопли, даже слезы.
Нет, вот сколько раз она говорила ей:
– Детка, учись контролировать себя! Учись управлять эмоциями. Они же подконтрольны!
– А если нет, что тогда? – отзывалась дочь, пошедшая бунтарским норовом в своего папашу.
– Нужно вычислить просто, что конкретно тебя не устраивает, и избавиться от этого, – пыталась Марианна навязать ей свой принцип устранения раздражающего фактора.
– А если весь мир – говно! – принималась тогда орать Алла, вскакивала и носилась, носилась вокруг нее бешеной пчелой. – Если все вокруг не устраивает, что тогда, мамуся?! Взорвать все, да?! Пустить все и всех под откос?! Так же нельзя! Сегодня это раздражает, а завтра нет…
Такое вот было у ее дочери Аллы в голове.
Все сумбурно в мозгах, неуравновешенно, не определено до сих пор. Точь-в-точь папаша ее идиотический, не сумевший ничего совершить в своей жизни. Даже дожить до совершеннолетия собственной дочери не сумел.– Мать, привет.
Дочка холодными губами клюнула ее в щеку, увернувшись от ее поцелуя. Развалилась на кожаном диване у противоположной стены. Минут пять смотрела на мать с непонятным вызовом, потом проговорила со скорбным вздохом:
– Мать, мне нужны деньги.
– Какая новость! – Марианна холодно улыбнулась. – Они тебе всегда нужны. Что на этот раз стряслось? Кому нужен адвокат? Степе? Или, быть может, тому безработному, как его…
– Прекрати немедленно! – Алла тут же повысила голос, не дождавшись окончания. – Вечно ты начинаешь! Мне! Мне нужны деньги, а не моим друзьям.
– Зачем и сколько? – сразу перешла к делу Марианна, потянувшись за второй сигаретой.
Пора было бросать курить. Давно было пора, и врачи рекомендовали, и сама понимала. Но не могла пока себе этого позволить. Не могла! Еще оставались у нее в душе тонкие уязвимые струны, которые звенели и болезненно ныли, когда за них дергали. В такие моменты сжималось сердце, которое все давно считали окаменевшим. Глаза наполнялись слезами, хотя Марианнину способность прослезиться давно все ставили под сомнение. А под коленками становилось колко и холодно, будто кто-то приложил туда по громадному куску льда.