Безжалостные руки стиснули мне голову.
– Возьми в рот и соси.
– Как соломинку? – спросила я.
– Типа того.
Сначала пришлось взять его член в руку. Совсем маленький. Горячий, дряблый. От моего прикосновения он чуть дрогнул. Грубые руки дернули мою голову; я приоткрыла губы. Ощутила нечто на языке. По вкусу – то ли грязная резина, то ли паленая шерсть. Как могла втянула в рот.
– Да не так. – Он с досадой оттолкнул мою голову. – Ты что, не знаешь, как минет делается?
– Откуда мне знать? – сказала я. – Говорю же, я никогда этим не занималась.
– Вот сучка, – бросил он.
Придерживая безжизненный пенис двумя пальцами, он стал на меня мочиться. Короткая, резко пахнущая струя задела губы и нос. Его вонь – густая, неистребимая, тошнотворная вонь – липла к моей коже.
– Ложись, – скомандовал он. – Будешь делать, что скажу.
Я подчинилась. Когда он приказал мне закрыть глаза, я сообщила, что без очков все равно ничего не вижу.
– Чего затихарилась? А ну, говори со мной, не молчи, – потребовал он. – Вижу, ты и в самом деле целка. Я у тебя первый.
А сам опять навалился сверху и стал по мне елозить. Я повторяла, какой он сильный, какой мощный, какой добрый. Ему удалось немного возбудиться и проникнуть в меня. Повинуясь окрику, я обвила его ногами, и он стал толчками вбивать меня в землю. Целиком подчинил себе. Единственное, что осталось ему неподвластным, – это мое сознание. Оно не отключалось, а наблюдало и фиксировало все до мельчайших подробностей. Его лицо, все, чего он хотел, как я ему помогала.
До моего слуха опять донеслись шаги, но меня уже здесь не было. Насильник, пыхтя, протыкал мое тело. Таранил, таранил – а очередная компания как ни в чем не бывало шагала по дорожке в другом мире, где когда-то жила и я.
– Пяль ее во все дырки! – заорал кто-то у входа в тоннель.
По всей видимости, студенты бурно отмечали конец сессии; мне подумалось, что в Сиракьюсском университете я никогда не стану своей.
Весельчаки прошли мимо. Я смотрела насильнику в глаза. Была с ним.
Ты такой сильный, такой мужчина, спасибо, спасибо, я этого хотела.
И тут все закончилось. Получив удовлетворение, он разом обмяк. Я лежала, придавленная его тяжестью. У меня бешено колотилось сердце. А в мыслях были Ольга Кабрал, поэзия, мама – да мало ли что еще. Потом я уловила его дыхание. Легкое, ровное. Он похрапывал. В голове мелькнуло: бежать. Но стоило мне под ним шевельнуться, как он проснулся.
Уставился на меня непонимающим взглядом. Потом начал каяться.
– Ты уж прости, – нудил он. – Моя хорошая. Не держи зла.
– Можно одеться? – спросила я.
Откатившись в сторону, он встал, натянул брюки и застегнул молнию.
– Конечно, можно, – закивал он. – Сейчас помогу.
Меня опять затрясло.
– Да ты совсем закоченела, – посочувствовал он. – Вот, одевайся.
Он держал мои трусы за верхний краешек, как заботливая мать. Когда ребенку только и остается – ступить в них сперва одной ножкой, потом другой.
Ползая по земле, я собрала вещи. Кое-как нацепила лифчик.
– Как себя чувствуешь?
Вопрос прозвучал неожиданно. Участливо. Но мне было не до размышлений. В голове стучало только одно: самое страшное позади.