Корнелия смеется.
– Я прожила в этом доме, можно сказать, всю жизнь. Она как краб: цапнула – и снова спряталась в своем панцире. Я уж давно не обращаю внимания и вам советую.
Нелла заколебалась. Корнелия, похоже, проявляет искреннее участие, и Неллу вдруг охватывает желание, чтобы ее по-матерински пожалели. Она показывает руку.
– Хороший будет синячок, – присвистнув, говорит Корнелия.
– А ты зачем…
– Вставайте. Мы идем в церковь.
– Нет.
– Так решила Марин.
– Я не пойду с этим крабом.
– Придется. – Корнелия вздыхает и, к удивлению Неллы, поглаживает ее по больной руке. – Проще пойти.
Нелла сознательно отстает на шаг от Марин, которая так громко топает по булыжной мостовой, словно та чем-то не угодила персонально ей. Позади осталась Херенграахт, и Вийзельстраат, и мост, и торфяной рынок, а отсюда уже рукой подать до Старой церкви. Денек лучше не придумаешь, терракотовые крыши горят, как киноварь, и неприятные запахи с канала растворяются в прохладном воздухе.
Мимо погромыхивают экипажи, и по каналам снуют суденышки с людьми, товарами и даже овцами. Нелла думает о синяке и о таинственной записке, ей ужасно хочется поскорее разгадать загадку, выяснить, кто этот человек, чье письмо Марин так старательно прячет от посторонних глаз, из-за которого ее пальцы готовы щипать каждого от страха и ярости.– А где Йохан? – громко спрашивает она у Корнелии.
– На работе, – отвечает та, не поворачивая головы.
У Неллы в голове все перемешалось: султаны, сахар, серебро, слова Отто о том, что богатство надо поддерживать, иначе все утечет сквозь пальцы. Она понимает, что не надо задавать лишних вопросов, на которые следует один ответ: «Нет». Но любопытство сильнее доводов разума.
Примечания
1
Башмаки на деревянной подошве с железным ободом. Надевались поверх обычной обуви для ходьбы по грязи. (
2
Белый хлеб тонкого помола «для богатых»
3
Моя супруга
4
Запрещено