Меж нами
расхаживал наниматель, осматривал претендентов, щупал мускулы, расспрашивал, а проходя ми-
мо меня, только головой покачал да обронил, что люди в очках для этого дела не годятся. Я при-
шел снова уже без очков и стоял, насупившись, стараясь придать своему взгляду остроту ножа, но
он снова прошел мимо меня и только улыбнулся, потому что узнал меня. В довершение всех зол,
мое платье износилось до такой степени, что я уже не казался работодателям приличным челове-
ком. Как медленно и неуклонно катился я под гору! Под конец у меня не осталось решительно
ничего, даже гребенки или хотя бы книжки, которой я утешился бы в грустную минуту. Летом я
всякий день уходил куда-нибудь на кладбище или в парк, где стоит замок, сидел там и писал ста-
тьи для газет, столбец за столбцом, и чего только не было в этих статьях, сколько удивительных
выдумок, причуд, капризов моей беспокойной фантазии! Отчаявшись, я брал самые отвлеченные
темы, эти статьи я сочинял много мучительных часов, и никто не хотел их печатать. Закончив од-
ну, я тотчас принимался за другую и редко приходил в уныние от редакторского отказа. Я старал-
ся убедить себя, что когда-нибудь мне повезет. И действительно, по временам, когда счастье мне
Кнут Гамсун «Голод»
улыбалось и я сочинял что-нибудь путное, мне платили пять крон за работу, которая отнимала
полдня. Я снова оторвался от окна, подошел к умывальнику и смочил водой колени своих лоснив-
шихся брюк, чтобы они казались черными и стали как будто новее. Сделав это, я, по обыкнове-
нию, сунул в карман бумагу и карандаш и вышел за дверь. По лестнице я спустился тихонько,
чтобы не привлечь внимания хозяйки; срок уплаты за квартиру истек несколько дней назад, а пла-
тить мне было нечем. Пробило девять часов.
Грохот экипажей и людские голоса витали в воздухе – то был сто-
устый утренний хор, раздававшийся под стук шагов пешеходов и щелканье извозчичьих кнутов. Это шумное движение тотчас оживило меня, и я стал чувствовать себя уверенней. Менее всего я
собирался просто вот так гулять с утра на свежем воздухе. На что был моим легким воздух? Я
чувствовал себя неодолимым, как исполин, мог упереться плечом в повозку и остановить ее. Мной
овладело удивительное, чудесное чувство, какое-то светлое удовлетворение. Я смотрел на встреч-
ных, читал вывески на домах, ловил на лету взгляды, брошенные на меня из проносившихся мимо
карет, замечал всякую мелочь, не упускал ни малейшей случайности, что попадалась мне на пути
и сразу же исчезала. Какой дивный денек, вот бы еще поесть хоть немного! Я проникся этим радостным утром,
счастье переполняло меня, и я вдруг, ни с того ни с сего, принялся напевать. Возле мясной лавки
стояла женщина с корзинкой и выбирала колбасу к обеду; когда я проходил мимо, она взглянула
на меня. Изо рта у нее торчал лишь один зуб. В последние дни я стал таким нервным и впечатли-
тельным, что лицо этой женщины показалось мне отвратительным; длинный, желтый зуб походил
на мизинец, торчащий изо рта, а когда она подняла на меня глаза, взгляд ее еще был полон мыслей
о колбасе.