– Господи! Что же мне теперь делать? – растерянно прошептала она.
Глаза ее были полны слез и смотрели жалобно… Она подняла голову и взглянула вверх… Белые хлопья падали и падали на нее с темного мглистого неба.
– Как же я теперь?. . – шептала девочка, беспомощно оглядываясь по сторонам.
Сквозь метель и вьюгу в окнах были видны брезжащие огоньки… «Счастливые! – подумала девочка. – Хорошо им теперь под крышей, в тепле, у огонька». Слезы катились по ее щекам и застывали на ресницах. Девочка вся дрожала от холода, от пронизывающего ветра. Она опять стала смотреть вверх. А вверху – все то же… Ночное небо – темно и мглисто.
Девочка уже не пыталась идти и, закрыв глаза, только тяжело вздыхала. Шум и завывание ветра уже смутно доносились до нее. Ее начинало клонить ко сну… Она чувствовала, что замерзает, собрала последние силы и приподнялась.
– Эй! Помогите!. . Добренькие… – с отчаянием, дрогнувшим голосом крикнула она сквозь слезы, но звуки едва успевали слетать с ее губ, как ветер подхватывал их, рвал и заглушал, разнося на все четыре стороны.
Ни души живой не было вокруг; никто не слыхал ее слезного призыва.
Девочка снова опустилась на снег. Еще несколько минут – и она заснет беспробудным, смертным сном…
А снег все шел и шел – и заносил несчастную малютку.
II
В это время с противоположного конца пустынной улицы шел какой-то высокий, рослый человек с палкой в руке, одетый не очень красиво, но зато тепло. Ветер изо всей мочи бесновался над ним, вьюга слепила ему глаза, но он твердой поступью шел вперед, опираясь на палку; видно, человек был здоровый, сильный и крепкий на ногах.
– Дуй, дуй, – весело говорил он налетевшему на него ветру, сыпавшему ему снегом прямо в лицо. – Дуй!. . Небось, не сдунешь! Ведь наш брат, рабочий, тяжел на подъем… Видали мы и не такие метели, да…
И вдруг он остановился, прервав на полуслове свой разговор с метелью. С изумлением увидал он перед собою полузанесенное снегом живое человеческое существа.
– Кто тут? – спросил он, наклоняясь.
– Это я! – послышался слабый детский голосок.
– Гм! Что же ты тут делаешь? – спрашивал рабочий.
– Денежку ищу…
Девочка, стоя на коленях, вся в снегу, смотрела, как спросонок, на стоявшего перед нею великана.
– Какую денежку? – переспросил тот.
– Денежку – трешник!. . – вяло, как со сна, бормотала девочка, еле ворочая языком. – Хозяйка послала за свечкой… в лавку… дала два трешника… а я выронила!. . Один трешник – вот, а другого не нашла…
Девочка разжала кулак и показала на ладони темную медную монетку.
– Отчего же домой не идешь? – сказал рабочий.
– Боюсь!. . Хозяйка опять станет бить… – пролепетала малютка.
– Ну, будет толковать! Тут и я с тобой, пожалуй, замерзну… Вставай-ка! Живо! Пойдем ко мне! – заговорил великан, поднимая девочку на ноги и отряхивая с нее снег. – Идти-то можешь? – спросил он, посмотрев на нее.
– Ноги не слушаются… – отвечала девочка, пошатываясь.
– Эх, девка, девка!. . Ну, да ладно, как-нибудь до дому доберемся! – сказал рабочий и поднял ее, как перышко.
И пошел он, одной рукой крепко прижимая ее к груди, чтобы ей было теплее, а другой опираясь на палку. Ветер с бешенством обрушился на него, словно злясь за то, что у него отняли добычу. Он налетал на рабочего то справа, то слева, то хлестал в спину снежным вихрем, то ударял в лицо и заслеплял глаза.