Иисус безразлично пожал плечами:
– Я только что именно об этом и сказал тебе, ты в безвыходном положении.
Он начинал раздражать меня, словно не я судья, а стоящий напротив со связанными руками человек, не помогал даже виноград, который я, сам не замечая, начал запихивать в рот горстями. Наконец, прожевав терпкую, сладкую массу, я решил съязвить:
– Из-за нахождения в Ковчеге, не иначе.
Иисус перестал ухмыляться и спокойно подтвердил, не обращая внимания на сарказм:
– Да, хотя в действительности его не существует.
– В чьей действительности? – не смог сдержаться и взревел я (иудеи притихли, как по команде). – Ты либо сумасшедший, либо играешь со мной. Поберегись, говорю тебе, Царь Иудеев, не переступи Рубикон, за коим пустота.
– Представь, кто-то кусает тебя меж лопаток. Как ты увидишь, что там? – нисколько не смутившись, сказал Иисус.
– Мне понадобится зеркало, – выпалил я и, ругая себя за несдержанность, подумав, добавил: – Два зеркала.
– Или чьи-то глаза за твоей спиной, – подсказал обвиняемый, снова улыбнувшись.
– Если нет своих на затылке, – его глаза обезоруживали, и я успокоился, оказавшись полностью под его влиянием.
Иисус хохотнул:
– У Отца Небесного они, скорее всего, есть, согласен, неудачный пример. Хорошо, пусть ты – Целостный Океан, разбиваешь себя на капли, что произойдет?
– Появится множество очень маленьких океанов, – ответил я, подумав, все же он ненормальный, и не более того, не преступник уж точно.
– Верно, по сути, ничего не произойдет, никакого самопознания.
Царь Иудеев развел руками:
– Но если каждую каплю поместить в…
– Амфору, – подсказал я.
– Из глины, – подмигнул загадочно он, – то есть ее форму, не меняя природы.
– Вот для чего нужен Ковчег, – воскликнул я (непоправимая ошибка для судьи и прокуратора), – набить трюм амфорами с морской водой. Глупость какая-то.
– Ковчег, чтобы капли не растворились в Океане, а «собрались» рядом, – тон обвиняемого в мошенничестве на религиозной почве стал нравоучительным.
– Да зачем? Кому это нужно? – раздраженность снова вернулась ко мне.
– Не доводилось ли тебе наблюдать, как срезанная ветка, воткнутая в землю, прорастает древом того же сорта, но совершенно иной формы, а при ловкости и умении садовода, соединяющего меж собой различные виды, новое растение родит и отличающиеся от родительских плоды?
– Твой Бог возжелал своего обновления, перерождения, видоизменения? – я ухмыльнулся, разглядывая невероятного фантазера.
– Самопознания, – поправил он.
– Есть ли на Ковчеге мачта? – спросил я, решив, что пора ставить точку, суд и так затянулся.
– Наверное, – кивнул головой Иисус.
– Добьется ли твой Отец желаемого, если я прямо сейчас распну тебя на одной из мачт Ковчега? Желанна ли ему таковая судьба для сына, угождающего отцу в процессе познания им себя? – я не отрываясь смотрел в глаза Иисуса. Возможно, подчиненные льстили мне, утверждая, что я обладаю взглядом, под которым подкашиваются ноги, ладони покрываются испариной, а сердца пытаются укрыться подальше, в подбрюшье, где-нибудь за трепещущей от страха печенью, но слушать подобные опусы приятно, а уж пользоваться таким полезным даром и подавно. Однако Царь Иудеев не проявил ни одного из перечисленных симптомов (значит, мне все-таки врут) и преспокойно ответил: