Вдыхая аромат дождя, чья сладость приятно щекочет нос, я закрываю глаза и в который раз начинаю вспоминать, с чего всё началось.
Глава 1
Кэтрин, 2016
Я взяла фамилию своей бабушки, когда мне было не больше двух лет. В нашей семье эта тема никогда не поднималась, и, пока миновали мои годы, я считала, что так и должно быть. Меня звали по фамилии Лонг, а маму – Гофман, но мне не казалось это из ряда вон выходящим. Я просто глупо улыбалась, когда взрослые переводили взгляд с мамы на меня и наоборот, и совсем не понимала их смятения. Отмечу, что мама достаточно хорошо делала вид, что всё в порядке, чтобы у девятилетней дочери не возникало лишних вопросов. Сейчас мне шестнадцать, и у меня всё по-прежнему. Каждый раз, когда фотограф называет меня по фамилии, я живо отзываюсь и почти не задумываюсь о своём отце. Об отце, которого я никогда не знала.
Признаюсь, у мамы получилось успешно вычеркнуть его из нашей жизни. Она не стала возвращать свою девичью фамилию, но настояла на том, чтобы я носила именно её. Всё сложилось наилучшим образом: маме удалось возвысить и без того держащуюся у всех на слуху фамилию. Ради отца она бы этого точно не сделала.
Вспышки фотокамер следуют друг за другом в бешеном ритме, и мне приходится каждую секунду менять позу, но я ни разу не сбиваюсь. Руки то взлетают вверх, то изящно падают вниз. Яркий свет вновь озаряет просторную комнату с высокими потолками, вдоль стен которых расположились чёрные шатры с лампами и иное оборудование для съёмки.
Я прижимаю разведённые локти к телу и слегка касаюсь пальцами подбородка. Затем поднимаю голову чуть выше и поворачиваю вбок, чтобы большая часть лица оставалась на свету.
– Отлично, – фотограф прячется за камерой и делает очередной снимок, – Опустите локти ниже, мисс Лонг.
Я безукоризненно следую его совету. Опуская руки, я задеваю ткань белоснежного платья с глубоким декольте, и та шуршит, местами образовывая волнообразные складки. Пока я наблюдаю за тем, как они медленно накатывают друг на друга, точно волны, фотограф обращает моё внимание:
– Стойте, – он резко поднимает правую руку. – Замрите.
В тишине раздаётся щелчок – ещё один снимок готов. Я задерживаю взгляд на узорчатом орнаменте на дальней стене. Различной толщины и формы линии, слепленные из гипса и покрашенные золотистой краской, переплетаются между собой, образуя цветочные стебли. В углу подле расположился рояль, на длинной клавиатуре которого разбросаны мятые нотные листы. Корпус, как и лира с клапом, выкрашен в светло-серый и покрыты прозрачным лаком, блестящим на свету.
Когда-то давно у меня была фотосессия в той зоне. Я расположилась на мягкой банкетке и облокотилась на лакированные клавиши, устремив свой взор на ноты. Я разглядывала чёрные кляксы, когда фотографы подолгу подбирали нужный ракурс. Хоть у меня и не было музыкального образования, но, зная название клавиш, пальцами я пыталась наиграть знакомые мелодии.
– Улыбайтесь шире, мисс Лонг, – фотограф делает мне замечание, и я встрепенулась. – Хорошо, так намного лучше.
Когда я начинаю думать о чём-то, то это сразу заметно по меняющемуся выражению моего лица. Широко раскрытые глаза начинают закрываться, улыбка становится заметно тусклее, а руки постепенно опускаются всё ниже.