Читать онлайн «Сосновые острова»

Японская стюардесса с длинными черными волосами и причудливой прической, как у гейши, чарующе улыбаясь, наливала ему чай. Улыбка, разумеется, предназначалась не ему лично, но подействовала на него как бальзам на рану. Он потягивал чай и любовался этой улыбкой, которая, как будто приклеенная, неизменная, словно маска, не сходила с лица стюардессы, пока та проходила мимо рядов кресел. Она дарила эту улыбку каждому из пассажиров, настойчиво и постоянно, с одним и тем же блистательным результатом.

Он всегда боялся, что станет для Матильды скучен. Внешне их отношения не изменились, но он давно уже не мог предложить жене ничего интересного – ни увлекательного общения, ни гениального приключения, ни глубины характера.

Он – невзрачный кабинетный ученый, приват-доцент. В профессора не вышел, семья подкачала, нужных связей не приобрел, угодливости не научился, прислуживать не умеет. Слишком поздно обнаружил, что в университетской системе наука даже не на втором месте, а вовсе на третьем, на первом же – власть и иерархия. Он ошибся. Он бесконечно ошибался. Критиковал своего научного руководителя. Вечно лез со своим мнением. А когда надо было заявить о себе и чем-нибудь похвастаться, он, зашуганный, наоборот, сидел тихо и не высовывался.

Пока под ним небо затягивалось густыми облаками, он перебирал в памяти прошлые годы, серую череду унижений и неудач.

В юности он верил, будто он умнее других и выделяется из толпы, презирал приспособленцев с их грошовым уютом и разгадывал тайны бытия острым умом философа. С годами же он оказался не у дел, цеплялся то за один проект, то за другой, и обнаружил, что его бывшие друзья, некогда двоечники безо всякого собственного мнения, в профессии давно его обскакали. А ведь они, если уж честно, и в деле-то разбираются гораздо хуже него. Но они умеют приспосабливаться к обстоятельствам и у них есть эта смекалка, сообразительность – вещь, незаменимая в карьере.

Другие обзаводились семьей, уютно устраивались в собственных домах, обрастали обычной буржуазной рутиной, он же вынужден был перебиваться убогими заработками, выполнять идиотскую работу, которую ему навязывали те, кого он в глубине души презирал. Годами он жил в страхе: вдруг он утонет в этой мути, и ни одна светлая мысль больше никогда не придет ему в голову. Потом страх сменился равнодушием ко всему. Гильберт просто делал, что от него требовалось, тратил свое остроумие на самые бездарные тупые занятия и с годами, даже с десятилетиями просто «сменил окраску»: со всем согласился, свое вечное против поменял на постоянное за.

Японская стюардесса принесла дымящийся короб и длинными металлическими щипцами протянула ему свернутое горячее махровое полотенце. Он механически протер руки, обмотал полотенце вокруг запястья, так что обжигающий жар запульсировал под кожей. Этот обычай всегда идет на пользу, подумал он, странный полет, здесь все продумано, чтоб его успокоить. Он провел салфеткой по лбу, материнская рука, когда температуришь, удивительно приятна, но салфетка уже начинает остывать. Он положил ее на лицо, всего на пару секунд, пока она не превратилась в обычную холодную, мокрую тряпку.