Милорада Павича "Последнюю любовь в Константинополе" я прочитала за несколько часов до экзамена по "Современному литературному процессу", экзамен по которому потом сдала на "отлично".<br><br>Это роман-гадание. Гадание по картам Таро. <br><br>Этот роман можно читать тремя способами:<br><br>- Гадать, а потом читать.<br>- Читать, а потом гадать.<br>- Читать, не гадая.<br><br>Я воспользовалась третьим способом. Читала, не гадая. Читала, что называется, взахлёб. Хотя так читать вредно, как пишет С.И. Поварнин, так как при чтении "запоем" человек может долго обходиться без чтения, но, взявшись за него, уже читает до одурения, до головных болей, до полного переутомления. Такое чтение не только создаёт дурной навык к исключительному пробеганию книг и поверхностному чтению, но прямо действует ослабляющим образом на память, на внимание, на волю. Вообще, когда много "глотается", мало переваривается. <br><br>Но я не об этом.

Как-то в школе я увлеклась Древним Египтом. Мне тогда нравились истории про фараонов и цариц. Потом пошли и древнеегипетские мифы. А затем страсть поутихла.<br><br>Что могу сказать о прочитанном?<br><br>Я узнала слишком много. Например, я узнала, что за любым действием скрыт один из 5 мотивов: деньги, голод, похоть, власть, самосохранение.<br><br>Или что, если ваше имя упоминают после того, как вы умерли, значит, вы не умерли.<br><br>Или вот эта новость. Томас Мэлори выдумал короля Артура. А все до сих пор считают его реальным человеком. Люди наивны, как всегда.<br><br>А ещё узнала об одной науке. Которая учит правильно читать исторические свидетельства. Конкретно, какая наука в романе информации нет. Пришлось залезть в Яндекс и выяснить, что есть науки, которые изучают письменные источники. К ним относятся: эпиграфика – изучает надписи на твёрдых материалах; палеография – изучает памятники древней письменности; дипломатика – изучает документы, договоры, грамоты и др.<br><br>Ещё вот такая информация проскочила в романе. Что мы не можем позволить себе продавать информацию, так как мы продаём время. Кроме того, информация имеет ценность, лишь когда за неё платят.<br><br>А эта новость меня поразила. Что умный человек не пожелает стать царём, но лишь умному дано достигнуть цели. Это сейчас обидели всех правителей разом. Получается, что те, кто были царями, напросто глупы? Так, да? Радует лишь вторая часть утверждения, которая гласит, что умный достигнет своей цели.<br><br>А эта сенсация вообще. Что всякий писатель достоин послежизни длиной в миллион лет. Ох, хорошо же, а?<br><br>В общем, я хочу сказать вот что. После прочтения романа, захотелось в Египет. Посетить Долину царей и храм Хатшепсут в Дейр-эль-Бахри. Ох, что же делают книги с нами! Призывают к путешествию в дальние страны.<br><br>Роман стоит читать ради катренов и истории жизни правителя Атум-хаду, последнего царя XIII династии Египта. И осторожно. Катрены сверхэротичны.<br><br>Ах, да... я совсем забыла упомянуть про сеанс спиритизма. Да, это те самые фокусы с подскакиванием стола. Хи-хи-хи.

Статья Алана Тьюринга "Вычислительные машины и разум", опубликованная в 1950 году, стала одной из самых издаваемых работ по информатики и кибернетики.<br><br>В этой статье он сформулировал понятие искусственного интеллекта и задал сакраментальный вопрос: "Может ли машина мыслить?"<br><br>Тьюринг был человеком практического склада ума и научно-фантастическими вопросами не задавался, и поэтому поставил вопрос иначе: может ли компьютер совершать действия, не отличимые от обдуманных действий человека?<br><br>Есть множество версий об этом вопросе. Какие версии заинтересовали меня, расскажу ниже.<br><br>Первая версия: теологическая.<br><br>Мышление представляет собой свойство бессмертной души человека. Господь наделил бессмертной душой каждого мужчину и каждую женщину, но не дал души животным или машинам. Следовательно, никакое животное или машина не способны мыслить.<br><br>Святой Фома Аквинский полагал, что Господь не попустил бы появления на свет человека, не наделённого душой. Это, возможно, не столько истинное ограничение Его всемогущества, сколько следствие признания того факта, что человеческие души бессмертны, то есть неуничтожимы.<br><br>Вторая версия: сознание.<br><br>Эта версия была выдвинута профессором Джефферсоном. Он говорил, что "когда машина сможет написать сонет или сочинить концерт, на основании мыслей и испытанных чувств, а не в результате случайного выпадения символов, мы способны согласиться с тем, что машина сопоставима с человеческим мозгом, способна не только писать, но и сознавать, что именно она пишет. Никакой механизм не в состоянии чувствовать удовольствие от успехов, горевать от перегрева клапанов, тешить себя лестью, страдать из-за ошибок, восхищаться противоположным полом, сердиться или грустить, когда он не добивается желаемого".<br><br>Согласно этой версии, единственный способ убедиться в том, что машина мыслит, состоит в том, чтобы стать машиной и ощутить себя мыслящим. Это в духе солипсизма.<br><br>Третья версия: принцип научной индукции.<br><br>"Я согласен, что возможно заставить машины выполнять всё, что вы перечислили, но вы никогда не сможете заставить их делать X". Под X же понимаются разнообразнейшие виды деятельности. Перечислю их: проявлять доброту, быть находчивым, красивым, дружелюбным, выказывать инициативу, обладать чувством юмора, отличать правильное от неправильного, совершать ошибки, влюбляться, наслаждаться клубникой со сливками, влюблять кого-то в себя, учиться на собственном опыте, правильно употреблять слова, осознавать себя, демонстрировать разнообразие поведения, достойное человека, творить нечто по-настоящему новое.<br><br>На основании своих впечатлений он делает ряд общих выводов. Машины уродливы, каждая из них рассчитана на чрезвычайно узкий круг задач, а если возникает иная задача, они становятся бесполезными. Многие из таких ограничений связаны с малой ёмкостью памяти большинства машин.<br><br>Четвёртая версия: возражение леди Лавлейс.<br><br>Ада Огаста, графиня Лавлейс - дочь поэта Дж. Г. Байрона. Автор обширного комментария к переводу итальянской статьи об аналитическом вычислителе Ч. Бэббиджа. Считается составителем первой в истории компьютерной программы - алгоритма для обработки последовательности чисел Бернулли.<br><br>Леди Лавлейс писала: "Аналитический вычислитель не притязает на то, чтобы создавать нечто новое. Зато он может делать всё, что мы сумеем ему предписать".<br><br>Вывод Тьюринга<br><br>Тьюринг надеется, что машины в конечном счёте станут конкурировать с людьми во всех чисто интеллектуальных областях. Многие считают, будто машинам подходит сугубо абстрактная деятельность, скажем, игра в шахматы. Также Тьюринг предлагает снабдить машину наилучшими органами чувств, какие только возможно приобрести за деньги, а затем научить её понимать и говорить. Тогда такую можно было бы обучать, как обычного ребёнка.

Так как мне ещё нельзя добавлять цитаты, опубликую их в этой рецензии.<br><br><br>Люди недоверчивы. Всё и всегда им нужно увидеть своими глазами.<br><br><br>Он любил обезьян. Большая часть людей видит в них нечто человеческое. Но сам он считал, что гораздо ближе к истине традиционное представление местных племён, согласно которым обезьяны и козлы были излюбленными созданиями Тапотулана, бога Ада.<br><br><br>Мир - злое место, и, если хочешь преуспеть, нужно играть по его правилам: нужно быть злым, злым по-настоящему, стать просто чемпионом по злу - иначе у тебя не будет того, что ты хочешь.<br><br><br>Чувственность - от Дьявола.<br><br><br>Любить или быть любимым - к несчастью.<br><br><br>Современная просвещённая церковь, работающая во имя прогресса.<br><br><br>- Если бы кто-нибудь спросил, чем можно больше всего угодить Дьяволу, что бы вы ответили?<br><br>Старый священник долго размышлял. Потом покачал головой.<br><br>- Не знаю, - сказал он, - Ему всё нравится. Всё, что мы делаем. Да: он любит всё, что мы делаем. Любит нищету, болезни, любит людей, которые стоят у власти. Их он очень любит.<br><br><br>- Но всё-таки должны же ему какие-то вещи нравиться больше других?<br><br>- Я же сказал тебе: инцест - зло, - проговорил старик. - За это отправляются в Ад.<br><br>Инцест - знак того, что Дьявол любит это создание. А ещё зло - сжигать церкви и убивать священников, как это делали в Америке во времена моей молодости.<br><br><br>Добрые унаследуют небо, а злые - землю.<br><br><br>Настоящая работа идёт в других местах: в правительстве, полиции или армии. Вот там одарённый человек может и в самом деле чего-то достичь, добиться всеобщего уважения и почтения.<br><br><br>В Нью-Йорке есть музей Метрополитен, Музей современного искусства, музей Гуггенхейма - там-то нетрудно утолить духовную жажду. Но здесь единственным прибежищем были церкви - хоть какой-то суррогат искусства.<br><br><br>Его дарование заключалось в том, чтобы говорить, а не в том, чтобы слушать, и неважно было, к кому конкретно он при этом обращается.<br><br><br>- Он идеалист, -ответил однажды Радецки. - Глаза его устремлены ввысь, к звёздам, - звёзды так прекрасны и значительны, что ему и дела нет до того, что с ним происходит. О себе он не думает; в мыслях его - человечество.<br><br><br>Звёзды захватили всё небо, оставив землю мраку; ночь им хорошо подходит, как день подходит полям или жатве. Он лежал на вершине утёса, и, насколько хватало глаз, перед ним были только они. звёзды. Именно там родились древние божества, оттуда они сошли на землю много тысячелетий назад. Они явились с неба, долго и справедливо правили людьми, всегда отзываясь на приносимые им дары, жертвы, на просьбы жрецов. А потом с моря пришли испанцы и разбили прежних богов; им это удалось потому, что они привели с собой своих новых богов и Дьявола, которые работали вместе и были куда сильнее. Вся страна усеяна обломками свергнутых древних богов. Но теперь это всего лишь камни, побеждённые камни, - как все побеждённые, они ни над кем больше не властны.<br><br>Альмайо смотрел в небо с глубоким уважением: подлинный талант - там, но не на земле.<br><br><br>Утро не располагает к иллюзиям. утром вещи приобретают досадную тенденцию к реальности.<br><br><br>Поступая по-честному, у власти не удержишься.<br><br><br>Публика уже не та, что раньше. Она утратила веру. Люди стали слишком циничны, им не хватает невинности, души.<br><br><br>Нет ничего опаснее этих пожирателей звёзд, если они вовремя не получат своей дозы.<br><br><br>- Что есть смерть? - глядя на небо, рассуждал тряпичный Оле Йенсен. - Не что иное, как отсутствие таланта.

Весной 2019 года я представляла курсовой проект по теме "Издательская рецензия как оценочный жанр" преподавателю дисциплины "Технология редакционно-издательского процесса", в котором упоминала итальянского публициста и учёного Умберто Эко.<br><br>Сейчас же я хочу рассказать вам, что меня зацепило в одной из его книг - Искусство и красота в Средневековой эстетике.<br><br>Глава "Эстетика пропорций"<br><br>Что такое красота тела? Соразмерность частей вкупе с некоторой приятностью цвета. Так мыслил в Средние века Августин.<br><br>"Канон" Поликлета - документ, излагающий основы эстетики.<br><br>Боэций каким-то мистическим образом влиял на Пифагора. И до влиялся до тех пор, пока Пифагор не стал первым изобретателем музыки.<br><br>Боэций, говоря о музыке, имел в виду математическое обоснование музыкальных законов. Музыкант - это теоретик, знаток математических законов, управляющих миром звуков, в то время как простой исполнитель - всего лишь раб, лишённый подлинного знания дела. Что же касается композитора, то он действует инстинктивно и не в состоянии постигнуть той невыразимой красоты, которую может явить только теория. Лишь того, кто воспринимает ритмы и мелодии в свете разума, можно назвать музыкантом.<br><br>В варварскую эпоху словесность пришла почти к упадку. Боэций скрывается от этого, погружаясь в осмысление неуничтожимых ценностей, числовых закономерностей, что управляют природой и искусством независимо от исторической ситуации. Даже в те мгновения, когда он с оптимизмом созерцает красоту мира, его позиция все же остается позицией мудреца. Мудреца, который скрывает своё недоверие к миру феноменов, восхищаясь красотой математических ноуменов. Таким образом, эстетика пропорций входит в Средневековье как учение, не поддающееся какой-либо проверке, с одной стороны, а с другой - способствующее энергичным и действенным верификациям.<br><br>Теоретические положения Боэция насчёт музыки известны нам. Однажды Пифагор заметил, что когда кузнец ударяет по наковальне различными молотами, они производят разные звуки, и понял, что отношения между звуками таким образом возникшей гаммы напрямую связана с весом каждого молота. Следовательно, число правит звуковой вселенной в физическом отношении, а также отвечает за её художественную организацию.<br><br>На принципе пропорции основывается и восприятие музыки слушателем. Человеку свойственно испытывать раздражение от звуковой дисгармонии и увлеченно вслушиваться в приятную музыку. Речь идёт о психологии музыки: различные музыкальные лады по-разному воздействуют на психологию индивида. Эко классифицирует ритмы, говоря о таких, как ритмы резкие и ритмы умеренные, ритмы, призванные вселять в юношей мужество, и ритмы нежные и сладострастные. Боэций напоминает точку зрения спартанцев, согласно которой над душами людей можно властвовать с помощью музыки.<br><br>Пифагорейская идея гармонии сфер. Музыкальная гамма, образуемая 7 планетами, которые вращаются вокруг Земли, рождают звуки, так что чем больше та или иная планета удалена от Земли и чем быстрее она вращается, тем выше производимый ею звук.<br><br>Благодаря принципам пропорции и контраста безобразное также вливается в мировую гармонию. Красота включает в себя эти контрасты, и в гармонии всего сотворенного даже чудовища обладают разумом и достоинством, даже зло, включенное во всеобщий порядок, становится прекрасным и благим, потому что из него рождается благо и рядом с ним само это благо сияет ещё ярче.