Ян Сигел
Честь чародея
ПРОЛОГ
Остров назывался Аээа. Как ни произноси, выходит похожим па вопль. Это был золотисто–зеленый клочок земли с неровным берегом, окаймленный пеной прибоя, лежащей в сотнях миль от ближайшей суши. Золотистый цвет постепенно переходил в тускло желтый: полоска прибрежного песка, пыльно–желтая дорога, желтая земля и желтые скалы, проглядывающие сквозь оливковые рощи на крутых склонах. Одна скала была настолько высокой, что цепляла проплывавшие облака. В давние времена местные жители полагали, что за такими и скрыта жизнь их богов. А ныне старые рыбаки и крестьяне–фермеры кормились тем, что рассказывали доверчивым туристам байки о контрабандистах и кораблекрушениях, о русалках, героях и знаменитой колдунье, когда–то жившей здесь в ссылке и заманивавшей доверчивых путников в шелковую паутину своих волос. Крупные туристические компании как–то проглядели Аээа, и только знающие специалисты посылали своих клиентов в местечко, где почти не было ночной жизни и никто не бил посуду в тихой таверне. Большинство роскошных вилл на острове принадлежали толстосумам с материка, осуществившим свою мечту иметь тихое местечко для отдыха, вдалеке от переполненных городов.
Вилла над пляжем Гекати была одной из таких. От многих других вилл она отличалась суперсовременным дизайном: стена, обращенная к морю, была сделана из тонированного стекла, фронтон украшали черные мраморные колонны, полы были устланы кроваво–красными персидскими коврами, мебель выполнена в стиле кубизма. Там был внутренний дворик, скрытый от посторонних глаз пышной зеленью; фруктовые деревья росли в нем исключительно для того, чтобы разбавлять тенью и прохладой раскаленный тропический зной, а тишину здесь нарушало лишь серебристо–ледяное журчание маленького водопада. Последний священник посадил в центре сада цветущее дерево. Молодое деревце, стройное, как тростиночка, уже выпустило листья, по форме напоминающие дубовые, но крупнее и с красными прожилками. По слухам, вилла принадлежала судовладельцу–миллионеру, однако никто никогда не слышал его имени и не видел его лица.
Время от времени он сдавал виллу друзьям, коллегам или просто незнакомым арендаторам, которые хотели загорать на частном пляже, подальше от любопытствующих взглядов местных жителей или праздно шатающихся туристов. Последняя жиличка гостила тут уже с весны. По хозяйству ей помогала древняя старуха. Местные торговцы считали, что карга только притворяется глухой и немой. Покупки она выбирала, пренебрежительно фыркая, и делала вид, что не слышит ни вопросов, ни приветствий. Спина у нее была горбатая, а глаза, казалось, не имели белков — только темная радужка да бисеринка зрачка. Те, кому довелось мельком увидеть ее хозяйку, говорили, что она столь же юна, сколь стара ее служанка, и столь же красива, сколь та уродлива. Она жила совершенно уединенно, даже по меркам этой виллы. Поговаривали, что она не загорает, боясь, видимо, испортить белизну своей идеальной кожи, и купается в бухточке при луне обнаженная, прикрываясь лишь темной вуалью своих волос. В соседней деревушке мужчины шепотом рассуждали, что она несравненна, как богиня, а женщины заявляли, что она какая–нибудь увечная или больная. У нее был любимец, еще более странный, чем служанка, — огромная кошка–сфинкс, лысая, как младенец, с пегой шкурой. Ее видели, когда она охотилась на холме за виллой. Кто–то даже утверждал, будто видел, как она убила змею.