Manuela Gretkowska
POLKA
Начало июня. Варшава
— Кто не сделал шунтирование, тот лопух!
— Увы, пан директор… Очень польщена вашим предложением, я бы с радостью, но… эта роль, пожалуй, не для меня. Впрочем, я еще подумаю.
И я вернулась в свою скандинавскую деревню. Натерла до блеска lapis lazuli, пристроила у изголовья.
Июнь. Стокгольм
Я всегда побаивалась обследований, врачей: того и гляди обнаружат какую-нибудь гадость и превратят жизнь в хоспис. Я не ощупываю в поисках опухоли грудь. Она и так имеет странный вид — похожа на пару угловатых новообразований с розовыми лакированными струпьями сосков, которые вот-вот захрустят под пальцами.
Ежегодный визит к гинекологу. В приемной врача рекламные листовки: «Специализированные консультации для лесбиянок». Неужели и болезни у них особые — специализированные? Вхожу в кабинет, раскидываю ноги на кресле.
Отвечаю на вопросы:
— Возраст?
— Тридцать шесть лет.
— Противозачаточные таблетки?
— Нет. Мне нельзя — повышенное давление.
— Какими средствами вы пользуетесь?
— Я столько лет знакома со своим организмом… когда овуляция, знаю… в опасные дни — презерватив.
— Беременности? Аборты?
— Не было.
— Жалобы?
— Никаких.
Все должно быть в порядке. Но у меня нехорошее предчувствие. Матка — орган ясновидения, считает мой знакомый, Ярек М. Неделю назад в своей увешанной эзотерической символикой квартире в стиле модерн он предостерегал меня.
— Не соглашайся, чтобы тебе ее удалили, — говорил он, пристраивая в кухне багуа, китайское зеркало-оберег.
Быть может, именно моя ясновидящая матка и подсказывает теперь: «Плохо дело»?
— Что такое, доктор? — Я вижу, как она морщится, словно нащупала во мне что-то лишнее и никак не может его выковырять.
— Не нравится мне это — вот, справа. — Она включает аппарат УЗИ. — Смотрите, четыре сантиметра…
Я ничего не вижу. Не то мерцающий экран сломанного телевизора, не то радар, обшаривающий мой живот в поисках врага.