Эрик Сигал
История Оливера
После смерти человек перестает жить, но с его смертью не погибают те чувства, которые испытывал к нему другой человек. Наоборот, эти чувства могут преследовать последнего вплоть до конца жизни.
1
– Оливер, ты болен.
– Я… что?
– Ты серьезно болен.
Этот ужасающий диагноз прозвучал из уст человека, который вообще-то в медицину пришел довольно поздно. Настолько поздно, что до сегодняшнего дня я думал, что он работает пекарем. И звали его Филипп Кавильери. Когда-то я женился на его дочери. Потом она умерла, но перед смертью взяла с нас обещание присматривать друг за другом. Так что с тех пор я раз в месяц навещал его в Крэнстоне, и тогда мы ходили в боулинг или напивались, закусывая какими-нибудь экзотическими сортами пиццы. Ну, или он приезжал в Нью-Йорк, но и тогда времяпрепровождение проходило примерно по тому же сценарию.
Однако сегодня, вместо того, чтобы, сойдя с поезда, поприветствовать меня какой-нибудь избитой пошлой фразой, он ни с того ни с сего вскричал:
– Оливер, ты болен!
– Неужели, Филипп? И что же, согласно твоему профессиональному мнению, со мной, черт побери, не так?
– Ты до сих пор не женился!
Без лишних слов он повернулся и направился к выходу. Чемоданчик из кожзаменителя раскачивался в его руке.
Залитый лучами утреннего солнца, город из стали и стекла казался почти что дружелюбным. И мы решили прогуляться пару кварталов до моей халупы, которую я шутливо называл своей «холостяцкой квартиркой». На углу 47-й улицы и Парк-авеню Фил вдруг спросил:
– Ну, и как ты проводишь вечера?
– Насыщенно! – ответил я.
– Насыщенно, да? Что ж, это хорошо! С кем?
– С «Полночными всадниками».
– Это что, шпана какая или рок-группа?
– Не угадал.
Группа юристов, подрабатывающих волонтерами в Гарлеме.– И сколько раз в неделю? – нахмурился Филипп.
– Трижды, – сказал я.
Некоторое время мы шли молча. Но на углу 53-й улицы и Парк-авеню Фил снова нарушил тишину:
– Значит, остальные четыре вечера у тебя свободны.
– Ну, у меня много работы в офисе.
– Ах, да, конечно. Работу нужно выполнять. – Что-то Фил не очень сочувственно отнесся к моим откровениям по поводу ужасающей кучи навалившихся дел. Надо, пожалуй, указать на их важность.
– Я очень занят в Вашингтоне. Через месяц слушается дело по Первой поправке. Школьный учитель… – я не успел договорить, как он перебил:
– Да, конечно, учителей надо защищать!
А потом добавил, так, невзначай:
– А с бабами как в твоем Вашингтоне?
– Понятия не имею, – отмахнулся я и зашагал вперед.
На углу 61-й улицы и Парк-авеню Фил Кавильери остановился и заглянул мне в глаза.
– Оливер, черт тебя подери, когда ты собираешься снова запустить свой движок?!
– Не так уж много времени и прошло, – ответил я. А сам подумал: кто-то из великих философов сказал, что время лечит. Сказал бы он еще, сколько времени нужно, чтобы излечиться!