Однажды, какой-то там Бог умудрился сказать,
Что чернильного вина с избытком сыщется,
Но лишь в один единственный день,
Оно откровение принесет.
Правда вот, в который день, не сказал.
Так будем же пить каждый день,
Чтобы не пропустить тот день.
Рыцарь с земляничной тропы.
Начнем мы с трепета в глазах, продолжим нервом расправляющихся крыльев. Случится ныне жизни беззаботной крах, когда уютный мир по ветру разнесётся вместе с пылью. Готов к свершеньям юный баловень судьбы. Крепка младая кость, стремительны лихие мысли и только лишь сомненья, что в веках прокисли, всё держат перья в тишине. Ты задержался здесь вполне! Не смей смотреть назад, когда потоки приютят тебя в решительном и страстном приключении, которое ваяет из мальцов героев или чудовищ достойных заточения. Не поддавайся же слезоточению! Лети, как прежде не летал, забудь, что раньше ты не забывал и если нить тоски вдруг возвратит тебя назад, то ты пропал. Срывайся в мир, проверь, что упокоилось за горизонтом. Лети же соколиная душа!
И он взлетел!
Бросая тень к изрубленному каменному фронту, скользя в ущелье между скал, уподоблявшихся бандитскому бомонду в свирепых позах, нависавших над судьбой, любого путника кто вдруг решил идти этой тропой. Парить и взмахами срывать покой воздушного пространства, нырять или взвиваться над нестареющей землей. И птичка вылетела из ущелья, камнем сочиненного убранства, пустившись к Пепельному полю, его одолевая вдоль. Вдоль горных гряд и необъятного размаха, вдоль человеческих дорог, всё дальше, всё не зная страха в угоду вновь рождающихся строк. А где-то там за старыми лесами шипят и пенятся бои, кричат истошно короли, вверяя пагубной войне рвать на куски людские жизни. Краснели руки тех убийц, чернели лица тех убитых, и вопли падающих ниц стелились по земле изрытой.
Но это было далеко, а птичка знай себе летела. К красивым, расписным домам, где жили мастера иного дела. Крестьяне, кузнецы и рыбаки, торговцы, покорители вершин. Здесь жили люди, не ведая тоски, закатывая пир в честь каждых именин. Деревня, бережно укрытая холмами, взлелеявшая человеческий покой. Сегодня здесь останемся мы с вами, а птичку же отпустим, ведь путь её, совсем иной.
Был поздний, осенний вечер. То время, когда холод лишь подступает, боязно озираясь, и только ночью ему выпадает шанс подкрасться поближе. Вихрящийся дым затейливо вился из труб, а люди, оставив свои повседневные хлопоты, уже давно разбрелись по домам, дабы съесть вкусный ужин, побыть с семьей, а после лечь спать, отдыхая в преддверии следующего дня. На дорогах остались только стражники, размеренно раскачивающиеся в своих седлах и направляющие коней от одной развилки до другой. Всё было тихо и спокойно, за исключением недавно появившегося странного шума, периодически доносящегося со стороны Пепельного поля. Но он, как и любая тревожная весть, которой было суждено остаться вдалеке, не очень заботил местных жителей, не считая, может быть, особо прытких персон. И вот одна такая персона, подпрыгивающим шагом стремительно направлялась к дому, неподалеку от которого произрастал красный дуб, деловито разбрасывающий свои листья на черную землю, превращая последнюю в вычурный, яркий ковер. Дом, где наличники окон сделаны в виде оленей и рычащих волков, а бревно вершившее кровлю украшено резной лошадью, мчавшейся в неизвестную даль.
