Читать онлайн «Поселенцы»

Эли Люксембург

ПОСЕЛЕНЦЫ

На исходе дня, при начавшихся первых сумерках, Шурочка Олендер влетела на Тушию — высокий, господствующий над всей долиной холм на стыке земли Биньямина и Северной Иудеи. Ее «мини-майнор» натужно ревет, как маленький танк, ломится через траншеи, по трубам, по связкам арматуры, подминая горки песка, щебня. Хруст и скрип шин отдается ей прямо в сердце: «Г-споди, лишь бы не проколоться!».

Каждый вечер, приезжая на Тушию, Шурочка молится о колесах, иначе ей крышка, каюк, — ни телефона здесь нет, ни рации — не дозвониться. Весь холм изрыт котлованами, стоит в строительных лесах. Есть, конечно, у поселенцев сторож, но Шурочка так ни разу его и не видела! Быть может, приходит он позже, ночью, — сторож-араб, из окрестных внизу деревушек?

Еще год, ну, два от силы, и Шурочка сюда переедет! Слабая хрупкая женщина будет здесь жить, растить своего единственного сына и — помаленьку сходить с ума, ибо выскочить замуж в ближайшее время ей абсолютно не светит. Даже на горизонте — пусто и ничегошеньки!

— Помешалась бабонька на вилле своей! — вот что говорят о ней мужики в Иерусалиме.

А она им в ответ:

— Ну, и хрен с вами, со всеми там мужиками!

Выходит Шурочка из машины, оставив ключи зажигания, не запирает дверей, не поднимает стекол: кого ей бояться?

Великим библейским покоем объяты холмы Иудеи, долина земли Биньямина. Каменистые внизу поля, сожженные безжалостным солнцем. А здесь, кругом — все разворочено, скалы и камни расколоты…

«И будет, когда вернетесь: изроете горы и перемелете скалы!» — вспоминаются ей слова пророка, а сердце поет и ликует.

Обходит Шурочка свой маленький «танк»: прокола вроде бы нет! И бьет для верности по протекторам носком маленькой туфельки.

«Г-споди, выбраться бы назад подобным макаром! Сделай и это чудо!».

А вот и вилла ее — вся в лесах, остов еще бетонный, еще не обложена камнем. Но камень давно готов, завезен — на все три этажа, свален рядом огромной кучей.

Шурочка ступает по ветхим мосткам и думает восхищенно: «С одним лишь посохом пересек я сей Иордан, и вот — сокровища у меня, стада и сокровища… Не диво ли, Шурка: с одним чемоданом стареньких шмоток приехала из Москвы, и вот — вилла! Шурка Олендер лепит себе трехэтажную виллу! На какие деньги, на какие шиши — понятия не имею!».

Со стороны Кадмоны, где Шурочка живет во временном лагере, откуда-то из далекой деревни доносится пение муэдзина — высокий жалобный плач одинокого человека в пустыне. Это плачут ее враги, это голос враждебного окружения, пятикратное на день напоминание о проблеме, о страхе, ставшими частью ее души, ее быта. Это правила в суровой, беспощадной игре, это плата, и ничего не поделаешь: Шурочка заселяет родину, землю предков, вторгшись клином в селения Ишмаэля.

«О чем, интересно, он молится, враг-священник, на минарете деревенской мечети? Двоюродные, в принципе, братья, одному Б-гу ведь молимся? О чем он так жалобно просит? Обо мне, разумеется, о моем доме, о Тушие — чтобы все мы исчезли, провалились бы к черту… Много молится, конечно, о моем народе, обо всем государстве! Чтобы — туда же, в преисподнюю, ибо воткнулись мы им, как кость в глотку, как нож в душу. Вот о чем плачет он там, а Б-г его слушает. Б-г его слушает, но не внемлет…».