Александр БУШКОВ
МЫ НИКОГДА НЕ ЗВАЛИ ЕГО ДЖО
Блокнот первый
Тот не мужчина, кто ни разу не ссорился со своей возлюбленной.
Я придумал этот сомнительных достоинств афоризм только что, и поначалу он мне понравился. Было в нем что-то мужественно-старинное – латы, шпаги, котильон, или, если обратиться к более близким временам – решительный подбородок и стальной взгляд какого-нибудь короля салунов территории Невада. И стук копыт – полуобъезженного мустанга, и заросли чапарраля…
– Готова спорить, он даже не слушает! – Вернул меня в двадцатый век раздраженный голосок Алисы. – Ну, о чем я сейчас говорила?
– Тот не мужчина, кто… – машинально пробормотал я и, как ни странно, угодил в яблочко.
– Вот именно! – энергично сказала моя невеста. – Тот не мужчина, кто в тридцать лет хоронит себя в этом дурацком обезьяннике!
– Все-таки родственники, хотя и чрезвычайно дальние… – пробормотал я.
– Он еще острит!
Когда размолвка с невестой происходит в машине, на пляже, в собственной квартире – в этом есть все же устоявшаяся обыденность, скучная банальность. За тысячи лет это происходило с тысячами людей. Однако, когда такая ссора разыгрывается в зоопарке, у клетки с обезьянами, – в этом нет никакой серьезности.
Еще и потому, что обезьян это ужасно забавляет, и они прилежно стараются скопировать увиденное.– Милая, какая ты красивая, когда злишься… – мечтательно проворковал я голосом фатального первого любовничка из дешевой мелодрамы. Этот затасканный прием, как и следовало ожидать, не возымел никакого эффекта.
Я заранее знал, что она скажет, не впервые эти разговоры звучали и не впервые приводились эти примеры. Я и сам знал, что Барри Даммер разъезжает уже на «континентале», что Сони Меруотер давно получил лабораторию, признание и неограниченные кредиты, что Элая Кристмен стал лауреатом премии Планкенхорста, а там, чем черт не шутит, и замахнется на награду имени почившего фабриканта динамита… Что все они – мои бывшие однокашники по колледжу. Что они добились успеха, а я прирос к этому несчастному зверинцу.
Она выложила все это; а потом принялась перечислять моих изрядно наследивших в мировой истории сверстников – тех, кто в тридцатилетнем возрасте создавал империи и разрушал империи, топил пиратские флотилии и командовал пиратскими флотилиями, строил соборы и открывал математические законы, ныне немыслимые без их имен, выбивался в генералы и премьер-министры, летал в космос и на международные симпозиумы, короновался и свергал королей. Все-таки образование вредит женщинам – очень уж странные выводы склонны они порой делать из познанного…
Итак, все катилось по привычному сценарию – Алиса пыталась пробудить во мне дремавшее под спудом благодушной лени честолюбие, а я сопротивлялся этим спасательным операциям, что давалось мне нелегко – я люблю Алису, но люблю и свою работу, своих обезьян…
– Дорогая, ну что я могу поделать? – спросил я. – Александру Македонскому было не в пример легче – попробуй-ка в наше время завоевать Персию… И что скажут наши союзники, если я отправлюсь брать штурмом Рим, – ты что, хочешь, чтобы меня посчитали коммунистом?