Сергей Юрьевич Кузнецов
Хоровод воды
Моим родным, умершим и живым, с благодарностью и любовью
Катичке, которая изменила мой взгляд на мир
Варваре, с пожеланием счастья и удачи
© Кузнецов С. Ю.
© ООО «Издательство АСТ»
Пролог
Словно рыба
(
Нет ничего пафоснее старого алкаша.
Александр Васильевич Борисов, он же Мореухов, 1975 г. р.
Никита Васильевич Мельников, 1968 г. р. , сводный брат Мореухова по отцу
Эльвира Александровна Тахтагонова, она же Аня, 1972 г. р. , двоюродная сестра Никиты и Мореухова по отцу
Римма Леонидовна Тахтагонова, 1982 г. р. , двоюродная сестра Эльвиры по матери
Маша Мельникова, 1968 г. р. , жена Никиты
1. Всегда так
Когда мой отец умер, говорит Мореухов, я был абсолютно трезв. Впервые в этом году.
Вот и хорошо: две недели назад тело Александра Мельникова затерялось бы среди других мертвых тел.
Посиневшие и распухшие, изъеденные рыбами, изодранные клешнями, изувеченные подводными корягами. Раздутые детские тела – словно уродливые карлики, лохмотья плоти между разлагающихся бедер мужчин и женщин. Они смотрят мертвыми глазами – те, у кого остались глаза. Они поднимаются один за другим, выныривают из придонной тьмы – и течение шевелит волосы, неотличимые от сгнивших водорослей.
Они плывут к нему, тянутся, окружают. Лишенные ногтей пальцы хватают Мореухова за руки, почерневшие языки игриво щекочут шею.
Плесень, слизь, ил.
Все они – только свита. А потом выплывают подводные боги: старик с длинной бородой, чешуйчатыми руками, большими выпуклыми глазами. Еще один, с рыбьим хвостом, витыми рогами, цепкими лягушачьими пальцами, наполовину высунулся из темной воды, хлопает по ней перепончатыми ладонями, брызги тьмы взлетают в воздух. Следом – еще один, верхом на соме, держит усы, будто вожжи. Еще один, еще и еще.
Склизкие, пахнущие болотом и чешуей, они выныривают из мрака: рыбьи рты, жабьи глаза, висячие усы… они тянут руки, обхватывают, увлекают вниз, на дно, туда, где тьма и чернота, корни, коряги, сгнившие пни, подводные чудища, слизь, липкие объятия, запах страха, запах собственной блевоты.
Надо бы откупиться – да нечем.
Хорошо. Значит, мертвецы и водяные. Это – в самом конце. А что раньше?
Раньше – провал. Никогда не могу вспомнить, разве что случайно. Кажется, виски Red Label. Какая-то блондинка, не помню имени, какое-то очень смешное. Вообще было смешно. Весело. Все-таки Новый год, Рождество, старый Новый год – праздники, все гуляют. Офисный планктон резвится, шампанское пьют прямо на улице.
Значит, вначале было шампанское?
Нет, нет. Я не люблю шампанское. Вначале, как всегда, коктейли, ну, такие, дешевые, в баночках. Типа «Отвертки» и джин-тоника. Иногда – двухлитровка «Очаковского». Я так долго могу – неделю, две, даже месяц. Пока деньги не начнут кончаться.
А потом?
Потом – как всегда. Подхожу к прилавку, ну, знаешь, у меня рядом с домом есть такой магазинчик, «На опушке», я всегда почему-то там бухло покупаю… и, значит, подхожу я к прилавку и вместо джин-тоника прошу «водки за тридцать» – и тогда продавщица достает откуда-то бутылку, каждый раз с новой этикеткой, но всегда по той же цене. И я прямо у прилавка делаю несколько больших глотков, а потом ничего уже не помню. Только через несколько дней, иногда через неделю, редко позже, выныриваю у себя в квартире. Морда в кровь, костяшки сбиты, у кровати сидит Димон и этот… Тигр Мракович, то есть Лев Маркович, ну, нарколог мой, его Димон всегда вызывает. Капельница там, физраствор, воды побольше. Таблетки еще оставляет, но я их все равно не пью.