Елена Вернер
Верни мои крылья!
Прежде чем вступить на дорогу мести, вырой две могилы.
Есть два рода сострадания. Одно – малодушное и сентиментальное, оно, в сущности, не что иное, как нетерпение сердца, спешащего поскорее избавиться от тягостного ощущения при виде чужого несчастья; это не сострадание, а лишь инстинктивное желание оградить свой покой от страданий ближнего. Но есть и другое сострадание – истинное, которое требует действий, а не сантиментов, оно знает, чего хочет, и полно решимости, страдая и сострадая, сделать все, что в человеческих силах и даже свыше их.
Явление первое
Первый звонок
Она всегда уходила последней. Ей нравилась пустота всеми покинутого огромного здания, в тишине которого уже доживали свой краткий бесплотный век человеческие эмоции, всхлипы, смех и гром аплодисментов. Нравилось, как пустеют вешалки в гардеробе, а место шуб и пальто занимают ровные, аккуратные и безликие металлические кружки номерков с острыми краями, как на полку под низкой стойкой возвращаются бинокли, как позвякивает пустое ведро уборщицы тети Веры в темных коридорах.
Ника заперла каморку билетной кассы и вышла в фойе. Шаги заглушал ворс красного ковра. Светильники по стенам и возле фотографий под стеклами погасли, оставшиеся горели только у дверей, и по углам холла клубились тени. Тетя Вера, уже одетая по-уличному, повязывала вокруг головы старенький шерстяной платок, сосредоточенно поджав подбородок.
– Тебя подождать? – спросила она у Ники.
– Нет… – прошелестела девушка едва слышно, как разговаривала всегда, и покачала головой, не зная, какой предлог выдумать, чтобы тетя Вера ушла. – Я тут еще…
– Ладно, тогда я пойду.
За уборщицей хлопнула тяжелая резная дверь, и Ника почувствовала на своем лице резкий порыв выстуженного ветра.
Она еще раз обвела глазами фойе, словно ощущая присутствие кого-то незримого. Это чувство всегда одолевало здание по вечерам, словно частички душ тех, кто недавно ушел через эти двери и разъехался во все стороны большого города, все еще витали здесь, объединенные общим переживанием. Ника знала, что к утру это ощущение ослабнет и выветрится, превратившись из воспоминания в ожидание – нового переживания. Завтра, когда она вернется, все будет совсем по-другому.Девушка заперла двери и вышла на мороз. Ей нравилось ходить одной, точнее, она к этому привыкла. Так было спокойнее и безопаснее. Она специально старалась задержаться подольше, чтобы никто не увязался за ней к метро или не предложил подвезти. Справедливости ради такие провожатые подворачивались крайне редко. Она вообще не была уверена, что большая часть тех, кого она видит ежедневно, знает ее имя. Это и к лучшему. Быть незаметной стало не просто ее привычкой, это стало самой ее сутью.
Хотя так было не всегда.
Дома она не стала разогревать ужин: плита накалялась долго, а микроволновку Ника недолюбливала, ей казалось, что от пищи из микроволновки как-то неприятно пахнет. Так что она сжевала холодные макароны, запив их горячим чаем, наскоро умылась и забралась в кровать, стараясь не дрожать под тонким одеялом.