Рэйчел Кейн
Танец мертвых девушек
Тер, который помог заложить краеугольный камень в основание Морганвилля.
Кэти, за то, что помогла справиться с нервной дрожью при разработке сюжета.
Признательность Джо Бонамасса, гению своего дела, за вдохновляющие музыкальные идеи.
Лиз Шейер, подлинному мастеру, за превосходную редактуру.
И особая благодарность моим друзьям из книжного магазина «Мистериос гэлекси» в Сан-Диего.
1
«Ничего не было, — твердила себе Клер. — Это дурной сон, просто еще один дурной сон. Проснешься, и все растает, словно туман... »
С зажмуренными глазами и пересохшим ртом, она скорчилась на кушетке в Стеклянном доме, плотно притиснутая к горячему, твердому боку Шейна.
Охваченная ужасом.
«Это просто дурной сон».
Но когда она открыла глаза, ее друг Майкл по-прежнему был мертв.
— Заткни этих девиц, Шейн, или я сам это сделаю! — рявкнул отец Шейна.
Сцепив за спиной руки, он расхаживал туда и обратно. На тело Майкла, накрытое пыльной бархатной занавеской, он даже не смотрел, а вот Клер не видела ничего, кроме этого тела. Это был не сон. Отец Шейна действительно находился здесь и повергал всех в ужас, и Майкл...
Он мертв. Только разве до того Майкл был в полном смысле живым? Разве что ночью, а днем его не существовало и без вмешательства Шейнова папаши.
Клер осознала, что плачет, только когда Коллинз-старший повернулся и уставился на нее; его глаза были обведены красным, взгляд исполнен злости. Даже взгляд вампиров не внушал ей такого страха... ну может, раз или два, поскольку Морганвилль в целом пугал, а его вампиры являлись истинным кошмаром.
Отец Шейна был высоким мужчиной с вьющимися, взлохмаченными, начинавшими седеть волосами, достающими до воротника кожаной куртки, с темными, горящими безумием глазами, неряшливой бородой и огромным, пересекающим лицо шрамом цвета сырой печенки.
Да, определенно страшный человек. В каком-то смысле не уступающий вампирам.
Она захлюпала носом, вытерла глаза и перестала плакать. В сознании послышался шепоток: «Поплачешь позже; сейчас главное — уцелеть». Видимо, тот же голос прозвучал и в голове Шейна, поскольку он больше не смотрел на укрытое бархатом тело своего лучшего друга, зато не сводил взгляда с отца. Глаза у него тоже покраснели, но слез не было. Сейчас и Шейн казался ей страшным.
— Ева, — сказал он тихо и потом громче: — Ева! Прекрати!
Ева, лежа у стены с книжными полками, как можно дальше от тела Майкла, рыдала громко и безнадежно. Когда Шейн окликнул ее, она подняла лицо, испещренное черными полосами: готический макияж расплылся от слез. Бросались в глаза туфли с изображением мертвой головы на носках, как будто сейчас это приобрело какое-то особенное значение.
Девушка выглядела совершенно сломленной; Клер сползла с кушетки, подошла к ней и села рядом. Они обнялись. От Евы пахло слезами, потом и какими-то нежными ванильными духами; ее била неудержимая дрожь, а кожа казалась холодной. Это шок. Так, по крайней мере, в подобных случаях говорят по телевизору.
— Ш-ш-ш... — шептала ей Клер. — Майкл в порядке. Все будет хорошо.