I. [ПЫЛЬ]
Пыль. Весна. Тогда. Восьмидесятый. Плющиха. Гроза. Промок.
Коммуналка. Коридорище. Берлога. Пипл. Портвейн. «Дымок». «Столичная». «Роллинги». Темнеет.
– Здаров! Мишка.
– Прива! Ёлка.
– Врешь!
– Ольга…
Рано. Сыро. Зябко. Звезды. Плющиха. Дверь. Пятак. Метро.
– Пока!
Телефон. Обрывок. Карандаш.
– В пять!
Арбат. Коммуналка. Коридорище. Обитель.
– Квас?
– Давай!
Армянский. КВВК. Жарко. Окно. Подоконник. Карниз. Голуби. «Мальборо».
Простыня. Рано. Сыро. Зябко. Звезды.
– Завтра?
– Нет.
– Почему?
– Пишусь.
– Что?
– На студии!
– Ну-у-у!
– Ага …
– Послушаем?
– Железно!
– Эллочка.
– Идьёт!
Неделя. Неделя. Неделя. Один. Устал.
– Аллё!
– Ну?
– Слушаем!
– Когда?!
– Завтра!
Завтра. Облом.
Обман.– Идьётка!. .
– Пш-ш-шёл!
Иду.
Теперь. Весна. Десятый.
Сон.
– Здравствуй!
Гугл? Пусто. Яндекс?. . Нет. Торренты? Архивы?. . Есть! Download.
Знобит.
Небо. Синь. Шоссе. Кабриолет. Play! И?. .
Пыль.
II. [ТАМАГОЧИ]
А он всегда был такой, немного медленный. Не потому, что глупый, а потому что – добрый.
Он, когда еще не родился, у него уже были мать, отец, бабушка и старший брат; они в малосемейке жили. Мать пошла в профком, спросить про очередь на квартиру. Говорят – у вас шансов мало, потому что вас трое: вы, муж и сын, а мать ваша не в счет. Вот если бы детей было двое, тогда, конечно же, ну а как же, когда четверо, так тут и очередь другая, особая, и иждивенца, мать вашу, тогда тоже учесть можно, а так вот – как сейчас – так никак.
Ну, вот он и родился. Они в профкоме не врали – ему еще и полугода не было, а квартиру дали. Обычных тогда не было, дали особую, на четвертом, последнем этаже, четырехкомнатную, да с такой планировкой: как зайдете, так налево две комнаты, туалет и ванная, направо – кухня, а прямо тоже две комнаты. Эти две между собой через дверь смежные, а еще у каждой по двери в коридор. И такое кольцо из комнат получается, а если все двери открыть, очень светло и просторно сразу становится.
Бабушка сказала – старший уже в школу пошел, а младшего я в сад-то не отдам, мне скучно будет. Так он дома остался, прямо до школы. Бабушка старая совсем уже была, немощная, вот как он в школу пошел, так ее и не стало. Ему тогда ее комнату выделили целиком. Он там за столом сидеть любил. Не уроки делать, нет, уроки-то он как раз не любил. А вот модели клеить – корабли там всякие, самолеты – это любил. В комнате ацетоном сильно пахнет, это от клея, а он сидит, клеит их, так аккуратно-аккуратно, красиво-красиво, а потом на длинные лески к потолку подвешивает. Зайдешь к нему в комнату, а там никакая не комната, а музей настоящий.
Когда в школу его отдавали, школа-то на соседней улице была. Но тут мать сходила туда, обратно пришла, отцу говорит – не отдам его туда, там совсем для дураков, и грязно, и сквозняки в коридорах. Тогда отдали его в другую, где старший раньше учился, там педагоги сильные, и школа на весь район лучшая, а, может, и на весь-весь город.
Учился он ни хорошо, ни плохо. Учителя его потом просто замечать перестали. В середине восьмого класса мать в больницу надолго попала, на химиотерапию. А он, как без матери остался, стал ходить без шарфа и шапки. Простудился, всю третью четверть пропустил. Отца в школу вызвали, говорят – не можем его в девятый перевести, не успевает, забирайте, решайте, куда потом. Отец у начальника цеха своего спросил, тот говорит – так давай в наш заводской техникум. У нас и школу закончит, и профессию получит, и стипендии у нас две – одна как у всех, а вторая от завода, это для тех, кто успехи показывает.