Фрида Абрамовна Вигдорова
Учитель
Катер шел быстро. Он деловито резал спокойную гладкую реку и оставлял за собой взбаламученную воду. Пенясь, она ходуном ходила от берега до берега. Волны были высокие, как в море, только не синие, а мутно-коричневые.
Он сидел на верхней палубе, облокотясь на перила, и глядел, как долго еще вздрагивала и плескалась вода у берегов. А катер, захлебываясь, все мчался вперед, круто петляя вместе с рекой. Мимо проносились серые березовые рощи, скучные голые берега. И только когда на секунду появлялось солнце, все, будто вздрогнув, начинало сверкать — вода, далекие рощи, гладкие перила у него под рукой.
Из-за двери с табличкой «Пом.
капитана» то и дело появлялся молодой паренек в синей куртке на молнии, в берете и до блеска начищенных сапогах. Он был весь новенький, с иголочки. Выйдет, пробежит по узкой палубе, оглядит свое хозяйство — и снова скроется за дверью. Я — молодой, красивый, серьезный, — было написано у него на лице. Тут над дверями сказано: «Пом. капитана». Это я. Что ж такого, что Сосьва узкая. Зато глубокая, быстрая, многоверстная. И впадает в большую реку, сибирскую Обь. И мне, между прочим, лет немного. И я, может статься, далеко пойду. И буду эту самую Сосьву вспоминать — когда, мол, это было? Я, мол, тогда молодой был, начинал только…На скамейке рядом с Сергеем сидели цыгане. Молодая цыганка держала на коленях синелицего младенца. Сложив ручки на груди, он серьезно и вдумчиво поглядывал вокруг. Дальше сидел белобородый цыган с пристальным и грозным взглядом. Другой, темноликий, юркий, то вставал, то садился вновь и время от времени спрашивал парня, который подперев лицо ладонями, неотрывно глядел на воду: