Читать онлайн «Брачные узы»

Мэдди уже и припомнить не могла, когда впервые взяла в руки карандаш. Казалось, она родилась с ним в руках и с тех пор не расставалась. Если точнее, одним карандашом дело не ограничивалось: обычно Мэдди держала при себе два или три: рассовывала по карманам фартука и втыкала в узел волос вместе со шпильками, когда ей нужно было держать руки свободными для того, чтобы влезть на дерево или перелезть через забор.

Грифель она расходовала экономно, так что от карандаша не оставалось и огрызка. Мэдди рисовала певчих птиц, вместо того чтобы учить уроки; она рисовала церковных мышей, когда должна была молиться. Когда Мэдди удавалось вырваться из дома, все живое вокруг просилось на бумагу: от стебелька клевера с пушистой головкой, гордо торчащей между пальцами босых ног, до облаков, деловито плывущих куда-то высоко в небе.

Мэдди нравилось рисовать, и не было ничего, что бы ей рисовать не нравилось.

И Мэдди очень и очень не нравилось привлекать к себе внимание.

Такой уж она была, и неминуемо приближающийся выход в свет у шестнадцатилетней Мэдди вызывал примерно те же эмоции, что и предписанная доктором касторка или рвотная соль.

Много лет прожив вдовцом, отец ее решил обзавестись новой женой, которая была всего на восемь лет старше самой Мэдди. Анна, молодая жена отца, была женщиной яркой и бойкой. Природа в избытке наградила ее всеми теми качествами, которых никогда не было у Мэдди. Сразу надо оговориться, что Мэдди больше чем устроила бы роль Золушки, роль одетой в тряпье замарашки, которую злая мачеха запирает в башне, пока все прочие домочадцы веселятся на балу. Но Мэдди, по несчастью, досталась мачеха совсем иного сорта, из тех, что с радостью нарядит падчерицу в шелка, отправит на бал и толкнет в объятия ничего не подозревающего принца. Фигурально выражаясь, разумеется. На принца Мэдди не приходилось рассчитывать. В лучшем случае ей повезет стать женой третьего сына какого-нибудь графа, которому одна дорога – в пастыри, или женой нищего баронета.

А в худшем…

Сказать, что Мэдди неважно чувствовала себя в толпе, будь то рыночная площадь, партер театра или бальный зал, – значит ничего не сказать. В толпе Мэдди теряла способность думать, говорить, двигаться и даже, отчасти дышать. Должно быть, со стороны это выглядело донельзя глупо, но справиться с собой Мэдди была не в силах. При одной мысли о лондонском сезоне ее бросало в дрожь. И потому, вместо того чтобы наслаждаться обществом себе подобных, Мэдди бо́льшую часть сезона провела в обществе ракушек. Собирала их на пляже, делала зарисовки в альбоме, стараясь сосредоточиться на этом занятии так, чтобы в голову не лезли мысли о праздниках, балах и джентльменах.