Александр Кабанов
На языке врага
Серия «Сафари» основана в 2005 году
Художник-оформитель Владимир Хлопенко
В оформлении обложки использовано фото Сергея Каревского
Выход из котла
Язык не виноват. Всегда виноваты люди.
«Вдоль насыпи – тепло и сухо…»
Вдоль насыпи – тепло и сухо,вдыхая воздух, как пластид —ползет отрезанное ухо,дырявой мочкою свистит. Ползет сквозь шишел через мышел,видать – на исповедь, к врачу:нет, это – нас Луганск услышал,нет, это – нас Донецк почув. «Снилось мне, что я умру…»
К. А.
Снилось мне, что я умру,умер я и мне приснилось:кто-то плачет на ветру,чье-то сердце притомилось. Кто-то спутал берега,как прогнившие мотузки:изучай язык врага —научись молчать по-русски. Взрывов пыльные стога,всходит солнце через силу:изучай язык врага,изучил – копай могилу. Я учил, не возражал,ибо сам из этой хунты,вот чечен – вострит кинжал,вот бурят – сымает унты. Иловайская дуга,память с видом на руину:жил – на языке врага,умирал – за Украину.
«Наш президент распят на шоколадном кресте…»
Наш президент распят на шоколадном кресте:82 % какао, спирт, ванилин, орехи,вечность – в дорожной карте, смерть – в путевом листе,только радиоволны любят свои помехи. Будто бы все вокруг – сон, преходящий в спам:ржут карусельные лошади без педалей,вежливые гармошки прячутся по кустам,топчутся по костям – клавишам от роялей. Здесь, на ветру трещат в круглом костре углы,здесь, у квадратной воблы – вся чешуя истерта,и, несмотря на ад, снятся ему котлы,плач и зубовный скрежет аэропорта,голос, рингтон, подобный иерихонской трубе,только один вопрос, снимающий все вопросы:«Петя, сынку, ну что – помогли тебе,ляхи твои, твоя немчура и твои пиндосы?»Наша война еще нагуливает аппетит,мимо креста маршируют преданые комбаты,но, Петр поднимает голову и победно хрипит:«82 % какао, спирт, ванилин, цукаты…» «Война предпочитает гречку…»
Война предпочитает гречку,набор изделий макаронных:как сытые собаки в течку —слипаются глаза влюбленных. Предпочитает хруст печеньяи порошковый вкус омлета,и веерные отключеньяот милосердия и света. И будет ночь в саперной роте,когда, свободные до завтра,как в фильме или в анекдоте —вернутся взрослые внезапно. Они не потревожат спящих,хозяин дома – бывший плотник,Господь похож на черный ящик,а мир – подбитый беспилотник. Нас кто-то отловил и запер,прошла мечта, осталась мрія,и этот плотник нынче – снайпер,и с ним жена его – Мария. «Говорят, что смерть – боится щекотки…»
Говорят, что смерть – боится щекотки,потому и прячет свои костлявые пятки:то в смешные шлепанцы и колготки,то в мои ошибки и опечатки. Нет, не все поэты – пиздострадальцы, —думал я, забираясь к смерти под одеяльце:эх, защекочу, пока не сыграет в ящик,отомщу за всех под луной скорбящих —у меня ведь такие длииинные пальцы,охуенно длинные и нежные пальцы!Но, когда я увидел, что бедра ее – медовы,грудь – подобна мускатным холмам Кордовы,отключил мобильник, поспешно задернул шторы,засадил я смерти – по самые помидоры. …Где-то на Ukraine, у вишневом садочку —понесла она от меня сына и дочку,в колыбельных ведрах, через народы,через фрукты-овощи, через соки-воды…Говорят, что осенью – Лета впадает в Припять,там открыт сельмаг, предлагая поесть и выпить,и торгуют в нем – не жиды, ни хохлы, не йети,не кацапы, не зомби, а светловолосые дети:у девчонки – самые длинные в мире пальцы,у мальчишки – самые крепкие в мире яйцы,вместо сдачи, они повторяют одну и ту же фразу:«Смерти – нет, смерти – нет,наша мама ушла на базу…»
