Читать онлайн «Искусство прозы»

Владимир Иванович Гусев

Искусство прозы

Общая структура

Она та же, что и у любого художественного произведения. Тут мы вспоминаем категории художественного содержания и художественной формы. Независимо от споров вокруг всего этого, есть простое, что и примем мы пока во внимание. Во всяком явлении природы, духа есть некая суть, пусть и неизвестная нам, не понятая нами до конца, и ее видимое выражение, т.  е. то, как, через что, каким образом эта суть нам явлена, предстает перед нами. Вот растение. Суть его, видимо, та скрытая жизнь («оживляющий принцип»!), которая определяет и всю его внешность, но о сути мы судим исключительно через самое внешность — иного способа у нас нет: мы о ней судим по вот этой округло-зубчатой форме листьев, по их ворсу, по цветам, жилам стебля. Даже если мы разрежем, вскроем все это, все равно оно — лишь внешность той незримой, невидимой жизни, которая одушевляет растение. Мы идем вглубь его внешности, но еще не постигаем всей сути. При этом очевидно, что все это — наши приемы анализа, а само по себе растение являет то некое и великое ЦЕЛОЕ, в котором суть и внешность есть именно суть и внешность, но практически неделимы без умерщвления самого целого.

Идет троллейбус: в чем суть? В фарах, дугах, колесах? Мы знаем: там электричество, без него он со всеми атрибутами — груда металла. Но и оно не сработает должным образом, не помещенное в должную форму.

И все же троллейбус — машина, мы знаем, что все же он может и отдельно от электричества, хотя уж и не будет исправным троллейбусом. Поправим — так снова будет. Но вот эта отдельность…

Отсюда родились знаменитые теории ОРГАНИЧНОСТИ творчества, вновь особенно актуальные ныне.

Растение, животное (организм!) или живы, или уж мертвы — среднее не считается. Из смерти возврата нет. Во всем ЖИВОМ суть и выражение — содержание и форма — воистину неделимы, кроме как лишь условно; так и в произведении творчества. Можно отсечь палец, даже ногу — человек жив; но уж если умер… Можно уродовать и произведение до определенных пределов — оно хуже, но оно живо; но если умерло… Гегель, у нас Аполлон Григорьев, Герберт Спенсер, а потом — с неожиданной, с естественно-научной стороны — В. И. Вернадский (художество как живое, теория диссимметрии из «Записок натуралиста») поддержали эту идею. Платонов перевел ее в духовно-космический план.

Идея в принципе плодотворна, хотя условна. Ибо, первое, живой организм имеет своей формой материю в самом «буквальном» и внешнем смысле этого слова. Содержание ее — жизнь, которая находится с понятием «духа» в сложном и напряженном соотношении. Произведение же искусства духовно по своей чистой сути, а форма его есть выражение непосредственной (в широком смысле), целостной духовности. В искусстве материален лишь материал (краски, звук и пр. ), а форма есть тоже «внутреннее» — тоже «идеальна», тоже «отражение», как говорят материалисты. С помощью гносеологически-психологического аппарата представлений, понятий форма вызывает те чувства, мысли и ощущения в их целом, в их нераздельности, которые и есть признак — перед нами искусство, творчество.