Читать онлайн «Вера Павлова в Журнальном зале - 2013»

Павлова Вера Анатольевна родилась и живет в Москве. Окончила музыкальный колледж МГИМ им. А. Г. Шнитке и Российскую академию музыки им. Гнесиных. Лауреат премий Аполлона Григорьева (2000), «Anthologia» (2006) и других. Автор восемнадцати поэтических книг.

*   *

   *

Стихотворение — сторожка,

точней, охотничья избушка:

полузаглохшая дорожка,

полузаросшая опушка,

кто набредёт — тот и привечен,

тот получает во владенье

коробку спичек, хворост, свечи,

чай, сухари, стихотворенье.

*   *

   *

Мастерица слёзного литья,

знаю всё про это ремесло,

но ещё не знаю, как кутья

делается, крепкое весло

опускается, а плеска нет,

как скользит тяжёлая ладья,

как смотрит без слёз на голый свет

мастерица слёзного литья.

*   *

   *

Давшая мне имя

не может его вспомнить.

Бабушка! Припадаю

к впалой груди, глажу

по белой головке, целую

дряблую шейку, щёчки,

губы... Она смеётся,

она говорит сиделке:

— Это моя Верочка!

*   *

   *

Капельмейстер капельниц,

спешат твои клепсидры!

Мне когда-то нравились

напевы панихиды,

мне когда-то плакалось,

мне когда-то пелось...

Где, капельмейстер капельниц,

моя былая смелость?

*   *

   *

Обмыли живою водою,

в живую землю зарыли,

полили слезой живою,

живою травой укрыли,

предали сухие кости

живому огню распада.

Спи, милая, не беспокойся:

всё сделано как надо.

*   *

   *

Офтальмолог, помолчи!

Школьный проездной

на воздушный шаг, ключи

от души родной,

земляков на облаках,

светлячков в снегу

не могу найти в очках.

Без очков — могу.

*   *

   *

Уйду из жизни? Улечу,

а лучше — уплыву.

Не доставаться же врачу

и глиняному рву!

Плыть на спине, закрыв глаза,

и обогнать рассвет

за горизонтом горя, за

чертой, которой нет.

*   *

   *

Тенистый двор,

где до сих пор

сушат бельё под окнами,

восточный ковёр

на школьный забор

кидают и громоподобными

ударами оглашают Москву,

из форточек рвутся мелодии,

и я полвека соседей зову

Тётьнадей и Дядьволодею.

*   *

   *

Чужая страна — картинка:

у ратуши медный витязь,

готический храм поджарый,

на площади гули-гули,

а родина — невидимка:

чтобы её увидеть,

нужны баррикады, пожары,

трассирующие пули.

*   *

   *

Переполнена то мужчиной,

то ребёнком, то молоком,

то кастальскою дармовщиной,

не оставила на потом

ничего. Но сточились перья,

и настало Потом, навсегда

переполнив чашу терпенья,

страха, нежности и стыда.

*   *

   *

Тело живёт сегодня.

Разум живёт завтра.

Сердце живёт вчера.

Память — старая сводня:

скаредна, воровата,

взбалмошна, не добра,

лицемерна, плаксива.

Мастерица истерик,

где мои женихи?

Там, где хмель и крапива,

незабудки, бессмертник,

трын-трава, лопухи.

*   *

   *

Бабье лето — весна осени,

позабывшей, что скоро зима,

что ещё лет семь или восемь — и

опустеют мои закрома.

Так затягивай оду к радости,

подставляя солнцу чело.

Что я знаю о скорой старости?

Ничего. Совсем ничего.

*   *

   *

На заре вставала

(как песенка проста!),

море целовала

в солёные уста,

смертна понарошку,

пока передо мной

солнечная дорожка

в два-три шажка длиной...