Олег Аркадьевич Тарутин
К НЕСЧАСТЬЮ, ТОЛЬКО ТЫ…
Наконец судьба послала ему одну удивительную встречу, послужившую началом событий.
Иван Андреевич Глаголев, а для тех, кто знал его получше, — Ванечка Глаголев, как вышел поутру из ворот торгового порта, абсолютно не представляя, куда он теперь и зачем, так до сих пор и не надумал этого.
Миновав какие-то улочки, посворачивав куда-то, вышел Ванечка на Фонтанку и двинулся вдоль парапета, глядя на воду: куда река, туда и он. Шел он в состоянии полной душевной прострации и полного отключения, как говорится — на автопилоте, и трезв был Глаголев, как стеклышко.
Не замечал он ни людей, ни уличного шума, не заметил даже внезапно начавшегося дождя и не вспомнил о своем шикарном автоматическом зонте, который так и провисел весь дождь на его кисти. Впрочем, дождь быстро кончился.
Когда Ванечка доходил до очередного моста, автопилот почему-то переводил его на противоположный берег Фонтанки и движение продолжалось.
Так, чередуя стороны уложенной в гранит реки, Глаголев мельком осознавал себя то на Калинкином мосту, то на Египетском, и вот теперь — на мосту Пестеля. Здесь он глянул на часы, удивившись отрешенно, что шагает больше часа и что Фонтанке скоро конец, а тут как раз автопилот развернул его от реки, направив в узкий поперечный переулок.
«Вот оно как… как оно получилось… — безостановочно и однообразно, будто заевшая пластинка, звучало в Ванечкином мозгу, — вот ведь как оно обернулось…» И весь от порта путь так: тоскливо и неустанно. Как осенний дождик над тундрой, как тиканье часов в бессонницу — как заоконное зудение мухи. А всего вернее — как бесконечный счет под наркозом.
А кончится наркоз, и всплывет в памяти, замаячит в сознании непоправимое жизненное событие, свалившееся на глаголевскую голову, как кирпич с крыши.
Случилось же с Ванечкой вот что: дней десять назад от него ушла жена. И опять же, «ушла» — не то определение, ибо и по сию пору обреталась Стелла Викторовна в бывшей их квартире вместе со своим любовником.
Ушел-то как раз сам Глаголев. Но это уже формально-территориальные нюансы, не меняющие сути. Суть заключалась в безумной и страстной любви Стеллы Викторовны, Ванечкиной ровесницы, женщины за сорок, к двадцатидвухлетнему Алику Миркину, гениальному художнику. Суть заключалась в полной невозможности жить ей без этого самого художника, а ему-без нее, а обоим им-друг без друга, и — «я не думала, что так бывает», и — «это сильнее меня», и — «прости», и — «ты не смеешь, не смеешь его осуждать!».
Все эти страсти, громыхнувшие над глаголевской головой, зародились и стремительно вызрели во время его пребывания в экспедиции на «далеком ледовом континенте», как принято писать в газетных корреспонденциях.
Вот уж чего не ждал, не предполагал многоопытный Глаголев… Ни сном, как говорится, ни духом. Проводы были как проводы, телеграммы как телеграммы: «в порядке… желаю… целую…» Традиционная посылка с обратным пароходом. Без письма, правда, но разобраться — чего ж писать, когда человек сам домой возвращается?