АЛЕКСАНДР КОНДРАТОВ
ЗДРАВСТВУЙ, АД!
Лирический дневник 1957- 1967
I
Ад — это место, откуда не выбраться. Из ада не убегают: аборигеном ада выход строго запрещен. Оставь надежду, ты, в аду родившийся! Тубо! Я двадцать лет живу в аду…
— Здравствуй, ад!
Ты уже проснулся, ты шумишь, трудовой, деловой, озабоченный. Как всегда: черно-красный и серый. Шустрят твои фургоны, развозя по котлам подопечных, из семейного — в служебный. Начинается день, начинается служба. Служба чертей, служба мучеников. Принудительно-добровольная, как все в аду.
— Здравствуй, ад!
С добрым утром, старик. С добрым утром, дружище! Ты уверен в себе, ты дьявольски спокоен. Еще бы! Ты мудр. Ты гуманен, ты самое лучшее место на свете. Огромное, немыслимое счастье появиться в таком славном и гуманном заведении, где все добротно, выгодно, надежно. Ад на строго добровольных началах: все — за! Никто ничего не желает иного. Да ничего другого никто и не заслужил. Всем по заслугам. Никто не забыт и ничто не забыто. Все идет как положено, как заведено — и в соответствии с мудрыми заветами отцов. Дни мучений. Дни отдыха. Дни отпуска. Все по закону. Все —
— Здравствуй, ад!
Я твой сын, твое детище. Все мы — твои дети, все мы, граждане ада, живы, потому что с первого же дня рождения в аду мы мертвы. Я умер относительно недавно, каких-то два десятка лет назад.
Происходило второпях, рабочий день кончался. Третьего октября 1937 года я был заприходован в книгу номер 9, в левую колонку, в конторе, именуемой «СМОЛЕНСК». В котле.
Я родился в пузыре… Сколь слабая защита! Вынули, взвесили, осмотрели…
— Этот?
— Этот.
Да, этот: Кондратов А. М.
Саша. Я. Этот.Приняли, по списку. Нашего полку прибыло! Ад образца осени 37-го года.
— Этот. Саша. А. М. Кондратов. Я.
Была служба, со всеми бланками и протоколами, со свидетельством о рождении в аду и круглой фиолетовой печатью. Ее ставили на ягодицы, так надежнее. С гербом: два котла, трезубец вил и рожа черта с ласковой отеческой улыбкою. При надписи:
— ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!
Вакханалия была в полном разгаре: я появился вовремя, в самый раз. Все размечено, отрепетировано и отредактировано (цензором, режиссером, директором театра — заодно и зрителем — был товарищ Люцифер; актерами ада были мученики и черти). Все было на мази, добротной и скользящей. Отличная, безотказная система! Продуманная сверху донизу, сверенная с заботливо-четкими чертежами Господа, предварительно испытанная на практике и навеки запущенная в ход, до Страшного Суда.
Места распределены — каждому по способностям. В котлах, у котлов, при котлах. Часы работы и часы досуга, семейные радости в личном котле и общественная служба в котле казенном. Часы положенных мучений, которые, в сущности, также были службою. И для вопящих мучеников и для заботливо пытающих чертей.
В аду служили все: и грешники и черти. Любое, каждое живое существо несло свою службу, бессмысленную службу отпущенно-казенного бытия. Собственно говоря, без этой ежедневной, ежечасной, ежесекундной службы ад не мог бы просуществовать и одного дня (часы досуга, сна и прочего также были службой, только под другим номером, не 224-67-15 или 114-37-45, а службой 235-30-80, 230-42-44, 510-53-72 и т. д. ) Мне просто неслыханно повезло — родиться в таком славном месте и так вовремя, так дьявольски-удачно! Только грубая и злобная свинья не испытывала благодарности за этакое счастье, этакий пленительный расклад.