Я свалял дурака, выступая с речью на ужине в ассоциации «За хорошее правительство», и утром следующего дня Ники Вельт прижал меня к стенке в «Голубой луне» — мы оба там иногда завтракали — ради удовольствия посмаковать мой промах. Накануне, неосторожно отступив от подготовленного текста, я раскритиковал заявление, которое сделал для прессы мой предшественник на посту окружного прокурора. Его заявление предполагало ряд следствий; я назвал их и тем самым дал сопернику основания для ответного выпада, каковой не замедлил последовать. В результате у слушателей сложилось впечатление, что я немного покривил душой. Эти политические игры были для меня внове: всего несколько месяцев назад я покинул место преподавателя в юридическом колледже, согласившись стать кандидатом на пост окружного прокурора от Партии реформ. На это я и сослался, но Николас Вельт, никогда не оставлявший своего менторского тона (он был профессором английского языка и литературы в Сноудоне), ответил мне так, как ответил бы второкурснику, попросившему отсрочки накануне сдачи курсовой работы: «Это не оправдание».
Хотя Нику всего на два-три года больше, чем мне (а именно под пятьдесят), он всегда держится со мной как школьный директор, отчитывающий тупицу-ученика. А я — возможно, потому, что он выглядит гораздо старше из-за своих седых волос и изборожденного морщинами гномьего личика, — покорно это терплю.
— Но мои выводы были абсолютно логичны, — возразил я.
— Мой дорогой мальчик, — промурлыкал он, — хотя привычка делать выводы у людей в крови, эти выводы чаще всего бывают ошибочными. А у юристов процент таких ошибок особенно велик: ведь они, как правило, стараются выяснить не то, что их собеседник хочет сообщить, а то, что он хочет скрыть.
Я взял счет и выбрался из-за столика.
— Ты намекаешь на перекрестный допрос свидетелей в суде? Но там всегда есть адвокат противоположной стороны, который возразит тебе, если твой вывод грешит против логики.
— При чем тут логика? — удивился он. — Даже вполне логичный вывод легко может оказаться неверным.
Вслед за мной он двинулся между столиками к кассе. Я заплатил сколько требовалось и стал нетерпеливо наблюдать, как он роется в своем старомодном кошельке, вылавливая монетки одну за другой и складывая их на стойке рядом с чеком. Обнаружив, что мелочи все равно не хватает, он ссыпал всю кучу обратно в кошелек, с едва заметным вздохом извлек из другого его отделения банкноту и вручил ее кассиру.
— Назови мне любую фразу из десяти-двенадцати слов, — сказал он, — и я построю логическую цепочку выводов, о которых ты даже не помышлял, когда ее придумывал.
В кафе входили другие посетители, и поскольку места перед кассой было мало, а Ник еще не получил сдачу, я решил подождать его снаружи. Помню, меня слегка позабавила мысль о том, что он едва ли заметил мой уход и продолжает говорить так, словно я по-прежнему стою у его локтя.
Когда он присоединился ко мне на тротуаре, я сказал:
— Прогулка в девять миль — это тебе не шутка, особенно под дождем.
— Да, наверное, — машинально откликнулся он. Потом остановился и остро взглянул на меня. — О чем это ты, черт возьми?