Джек Кетчум, Эдвард Ли
Я бы все отдал ради тебя
— Пожалуйста, прошу, не поступай так с нами, Клэр! — молил Родерик, сбегая по каменным ступеням огромного дома.
Родерик сопел у нее за спиной, едва сдерживая слезы. — Я бы все отдал ради тебя!
Сколько раз она слышал эту фразу за последние девять месяцев? Постоянно! «
— Пойми. Все кончено.
Он с недоумением уставился на нее.
— Но, почему? Все было так чудесно! И ты сама сказала, что всегда будешь со мной!
— О, Родерик, не выдумывай.
Родерик не выдумывал. Девять долгих месяцев назад, когда они только начали встречаться, именно так Клэр и сказала. Ей стукнул тридцать один год и моложе она уже не станет. А у Родерика были миллионы. Точнее у его мамаши.
— Извини. Я просто не могу тебя больше видеть.
Он снова поплелся за ней, шаркая ногами. — У тебя… другой парень?
— Конечно, нет! — снова солгала Клэр. Как смел он, обвинять ее в измене!
Во всяком случае, Уорделл был не просто
Она открыла дверь своего «Ниссана» — подарок Родерика на ее день рождения — и скользнула за руль.
— Но, как же Париж?
Клэр на секунду задумалась. В Париже могло бы быть весело. Но рядом как всегда будет маячить его мать. И этот Фадд — личный халдей старухи, больше похожий на гопника-отморозка.
— Родерик, забудь про Париж. Я от тебя ухожу. Понимаешь?
Похоже, он не понимал. Зато понял Фадд. Парень в длиннополой кожаной куртке на дальней стороне двора колол поленья электро дровоколом. Взгляд, которым он наградил Клэр, был предельно ясен: «Я бы с радостью засунул тебя в эту штуку и нарубил на мелкие кусочки». Фадд был очень предан семье.
Мамаша Родерика, похоже, тоже была в курсе событий. Клэр чувствовала, как ее презрительный взгляд сверлит ей спину из окна гостиной.
— Любимая, давай вернемся в дом. Мы сядем у камина, я открою бутылочку «Луи XIII». Пожалуйста!
— Прошу, я бы…
— Знаю, знаю, ты бы все отдал ради меня. Спасибо, Родерик, не надо. — Она захлопнула дверь и завела машину.
— Ну, хоть скажи! — всхлипывал он за окном. — Скажи, что сделать мне чтоб доказать свою любовь!
Выруливая со двора, Клэр видела в зеркале заднего вида, как Родерик упал на колени в шекспировских страданиях, и его мать, отворяющую большие дубовые двери и ковыляющую вниз по ступенькам, чтобы утешить свое чадо. А еще — сверкнувшие ей в след глаза Фадда.
Уорделл знал.
Она едва переступила порог своей квартиры, и вот уже сильные, ловкие руки расстегивают на ней блузку, и его язык в приветствии, скользит ей в рот.