Ричард Бротиган
КОФЕ
Иногда жизнь — только повод получше узнать друг друга за чашкой кофе. А ведь я что–то читал о кофе. Там говорилось: кофе — это здорово, органы стимулирует.
Поначалу мне казалось, что это довольно странный и не самый приятный способ, но со временем я понял, что свой смысл в этом есть. Я расскажу, в чем тут дело.
Вчера утром я отправился повидаться с девушкой. Она мне нравится, но ей, по–моему, по фигу. Сам виноват. Жалко, что так получилось.
Я позвонил в дверной звонок и ждал на лестнице. Я слышал, как она спускается. Судя по всему, она только что встала. Я ее разбудил.
Затем она спустилась. Я чувствовал ее приближение. Каждый шаг, что она совершала, возбуждал мои чувства и вел к ее открытой двери. Она увидела меня, но не особенно обрадовалась.
Однажды это обрадовало ее очень сильно — на прошлой неделе. Я удивился, как это произошло, наивно так.
«Странно как–то все», — сказала она. — «Я разговаривать не хочу».
«Мне бы чашку кофе», — сказал я: то была последняя вещь в мире, которую я хотел. Я сказал это так, будто бы читал ее телеграмму откуда–нибудь, как человек, который по–настоящему хочет кофе, или кому ни до чего нет дела.
«Нормально», — ответила она.
Я пошел следом за ней по лестнице. Это было нелепо. Она только что оделась. Одежда еще не привыкла к телу. Я мог бы рассказать вам о ее попке. Мы шли на кухню.
Она взяла банку растворимого кофе с полки и поставила на стол. Затем — кружку и ложку. Я следил. Она наполнила кружку водой, поставила на плиту и включила газ.
За все это время она не сказала ни слова. Ее одежда еще не привыкла к телу. Никогда я к этому не привыкну. Она вышла из кухни.
Затем она спустилась вниз по лестнице и посмотрела, есть ли почта.
Я не помнил, была ли. Она вернулась и прошла в другую комнату. Закрыла дверь за собой. Я смотрел на воду на плите.Я знал, что может уйти год до того, как вода закипит. Уже октябрь, и воды в чашке много. Проблема. Я вылил половину в раковину.
Вода закипит быстрее. Теперь стоит полгодика подождать. В доме было тихо.
Я посмотрел на заднее крыльцо. Там стояли мешки мусора. Я пригляделся к мусору и попробовал представить, что она ела недавно, приглядываясь к упаковкам, кожуре и другому хламу. Я так и не понял.
Еще и март не наступил. Вода начала закипать. Радостно мне.
Я взглянул на стол. Была банка растворимого кофе, пустая чашка и ложка, все лежало как на похоронах. Все, что нужно для кофе.
Когда я ушел, минут через десять, кофе благополучно плескался внутри меня, как в могиле. Я сказал:
— Спасибо за кофе.
— Ты заходи, если что, — сказала она. Ее голос доносился из закрытой двери. Ее голос звучал, как другая телеграмма. Самое время уйти.
Я потратил остаток дня без кофе. Ничего так, нормально. И когда наступил вечер, я пошел обедать в ресторан или направился в бар. Я немного выпил и потрепался с кем–то.
Мы были людьми из бара и говорили об этом. Никто не вспоминал, что бар закрывается. В два часа утра. Я выходил наружу. В Сан–Франциско — туман и холод. Я радовался туману и чувствовал себя смертным и беззащитным.