Галина Щербакова
Женщина из прошлого
На похоронах подруги к ней подошла женщина и тихо спросила, не знает ли она, где у них, у крематорщиков, туалет. И я не знала и, честно говоря, тоже была этим слегка озабочена.
Женщина тут же исчезла, но скоро снова встала рядом и сказала, что туалет нашла, но он закрыт. Нет воды. Видимо, Ия засмеялась нервно и громко – на нее обернулись. Все-таки крематорий.
– Придется подождать, – сказала Ия женщине. – Тут ехать недалеко.
Но ведь она даже не знала, к кому из покойников пришла женщина, – а сказала, ехать недалеко. Но… что-то… что-то в лице подошедшей, в сдвинутом ее плече, а главное, в этих удлиненных прижатых ушах говорило Ие, что она ее знает, просто в суете жизни забыла, а вот та ее не забыла, потому и подошла именно к ней с интимным вопросом.
К этому времени – Ия это уже отметила – забылись многие, зато немногие так внедрились в память, что ничем их оттуда не выковыряешь, такие вечные стигматы. И еще были бы они – внедрившиеся – чем-то родственны или там не родственны, нет же! Чужие и посторонние…
Потом они ехали в дом покойной подруги, а приехав, дружно встали в очередь в туалет. Двери на площадке все нараспашку, соседка увидела «хвост» и тихо, чтобы не все слышали, предложила стоящим в конце воспользоваться их услугами. Но Ию как раз привлекли к выносу кутьи, потом все закрутилось, завертелось, и она потеряла из виду ту, о которой не могла даже сказать с уверенностью, что она «из наших похорон».
Назад домой Ия ехала в метро со знакомой учительницей, та жаловалась на время, избитая тема Ию раздражала, даже гневила, мол, как она может бормотать про какие-то глупости жизни, когда мы только-только столкнулись с самой матушкой-смертью, у которой уж точно без глупостей, ибо вообще без ничего, и тут выбирай – или глупость жизни в живом времени, или уж без глупости, но и без всего остального тоже.
Вот этого метро, дороги, разговора, вкуса кутьи и водки, запаха табака. Да мало ли… Это Ия как бы отвечала своей попутчице, а на самом деле сидела молча и раздражалась. Интересно, если бы она ехала одна, если бы ее не перевернули всю глупости знакомой, могла бы она повести себя иначе в той ситуации, что ждала ее через двадцать минут вот этого самого живого человеческого времени?Дома же Ия застала грех. Потом выяснилось, что Николай – муж – то ли по слепоте, то ли по невнимательности спутал время. Двенадцать часов – время кремации – у него превратились в два. От этого он стал считать и прихода Ии в пять часов никак не ожидал – он ожидал ее в семь.
Некая неизвестная Ие баба сидела с ногами на ее диване, в ее халате и пила кофе из ее чашки. Ну, прямо сюжет по медвежьей сказке. Николай побледнел так, что она подумала: сейчас умрет, и это будет самая справедливая смерть в мире. Она же – «баба» – так спокойненько и по-хозяйски спустила с дивана ножки, что Ия ощутила привычность этого движения: ишь, как мигом нашли ее лапы Иины тапки. А она ведь последнее время все не понимала непривычного запаха своих вещей и даже хорошо пугала себя прочитанным знанием, что изменившаяся секреция – запах там или его количество – может свидетельствовать о каком-нибудь набирающем силу заболевании. Ей и в башку не могло влезть, что просто в ее вещах потела чужая женщина.