Ирина Владимировна Одоевцева
Двор чудес
© И. В. Одоевцева (наследник), 2024
© Оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024
Издательство Азбука®
Двор чудес
Сергею Алексеевичу
Попову-Одоевцеву
Памяти Гумилева
Мы прочли о смерти его. Плакали громко другие. Не сказала я ничего,И глаза мои были сухие. А ночью пришел он во снеИз гроба и мира иного ко мне,В черном старом своем пиджаке,С белой книгой в тонкой руке,И сказал мне: «Плакать не надо,Хорошо, что не плакали вы. В синем раю такая прохлада,И воздух тихий такой,И деревья шумят надо мной,Как деревья Летнего сада…»1921 Баллада о толченом стекле
Корнею Чуковскому
Неправо о стекле те думают, Шувалов,
Которые стекло чтут ниже минералов.
Ломоносов Солдат пришел к себе домой,Считает барыши. «Ну, будем сыты мы с тобой,И мы, и малыши. Семь тысяч! Целый капитал!Мне здорово везло —Сегодня в соль я подмешалТолченое стекло». Жена вскричала: «Боже мой!Убийца ты и зверь!Ведь это хуже, чем разбой, —Они помрут теперь». Солдат в ответ: «Мы все помрем,Я зла им не хочу. Сходи-ка в церковь вечерком,Поставь за них свечу». Поел и в чайную пошел,Что прежде звали «Рай». О коммунизме речь повелИ пил советский чай. Прошло три дня, и стал солдатНевесел и молчит. Уж капиталу он не рад,Барыш не веселит. А в полночь сделалось черноСолдатское жилье. Стучало крыльями в окно,Слетаясь, воронье. По крыше скачут и кричат,Проснулась детвора,Жена вздыхала. Лишь солдатСпал крепко до утра. В то утро встал он позже всех,Был сумрачен и зол. Жена, замаливая грех,Стучала лбом о пол. «Ты б на денек, – сказал он ей, —Поехала в село.
Мне надоело – сто чертей —Проклятое стекло!»Жена уехала, а онК окну с цигаркой сел. Вдруг слышит похоронный звон —Затрясся, побледнел. Семь кляч влачат по мостовойДощатых семь гробов. В окно несется бабий войИ говор мужиков:«Кого хоронишь, Константин?»«Да Глашу вот, сестру. В четверг вернулась с имянинИ померла к утру. У Никанора помер тесть,Клим помер и Фома,А что такая за болесть,Не приложу ума». Настала ночь. Взошла луна. Солдат ложится спать. Как гроб, тверда и холоднаДвуспальная кровать. И вдруг… Иль это только сон?Вошел вороний поп. За ним огромных семь воронВнесли стеклянный гроб,Вошли и встали по углам. Сгустилась сразу мгла. «Брысь, нечисть! В жизни не продамПроклятого стекла!»Но поздно. Замер стон у губ,Семь раз прокаркал поп,И семь ворон подняли трупИ положили в гроб,И отнесли его в овраг,И бросили туда,В гнилую топь, в зловонный мрак —До Страшного суда. 1919 «Всегда всему я здесь была чужою…»
Всегда всему я здесь была чужою —Уж вечность без меня жила земля,Народы гибли, и цвели поля,Построили и разорили Трою. И жизнь мою мне не за что любить. Но мне милы ребяческие бредни —О, если б можно было вечно жить,Родиться первой, умереть последней:Сродниться с этим миром навсегдаИ вместе с ним исчезнуть без следа! «Дрожит и стынет…»
Дрожит и стынетВ твоей руке моя рука. Со мной отнынеТвоя тоска. – О Мери! Мери!– Прощай, прощай, любимый мой!Открою двери,Уйду домой. В вечернем светеЛевкои на твоем окнеИ губы этиНе видеть мне. И не услышуНад изголовьем голос твой,Когда на крышуСлетит покой. – О Мери! Мери!– Любимый мой, прощай, прощай!Несчастным двериОткроет рай.
