Читать онлайн «Избранное»

ГУГО фон ГОФМАНСТАЛЬ

Избранное

ДРАМЫ ПРОЗА СТИХОТВОРЕНИЯ *

Предисловие Ю. Архипова

*

Гуго фон Гофмансталь: поэзия и жизнь на рубеже двух веков Настоящим страданием, адом чело- веческая жизнь становится там, где пересекаются две эпохи, две куль- туры и две религии. Герман Гессе Гофмансталь — почти забытое имя для русского уха и глаза. А ведь в начале века было не так, — тогда оно мелькало и на афишных тумбах и на книжных прилавках; сама Комиссаржевская ставила его пьесы, а отдельных изданий на русском языке они выдержали более тридцати. Имя Гофмансталя было среди устой- чивых символов культурной жизни тех насыщенных ожиданиями лет. Может быть, читатель помнит, как в «Чистом понедельнике», своем позднем ностальгическом шедевре, зоркий и внимательный к приметам времени Бунин, перебирая знаки ушедшей эпохи, упо- минает и модные новинки иностранной литературы, за которыми считала своим долгом следить разочарованная, но «ищущая» героиня: «Я привозил ей коробки шоколаду, новые книги — Гоф- мансталя, Шницлера, Тетмайера, Пшибышевского... » Не случайно Гофмансталь здесь в одном ряду не только с мало у нас известным Тетмайером, но и с «коробками шоколаду». Духовный десерт — что те же сласти. Может ли на большее притя- зать литературная, как и всякая, мода? К 1944 году, когда был написан «Чистый понедельник», от имени Гофмансталя веяло вполне декадентским лавандово-комодным душком. В самой Австрии, растворившейся после «аншлюса» в фашистской Герма- нии, на его книги был наложен запрет. Да и читателям в напряжен- нейшую для судеб человечества эпоху было не до «эстета» и «дека- дента», а именно так трактовали Гофмансталя прилипчивые, как само предубеждение, литературоведческие ярлыки.

Предисловие 7 В послевоенные годы в западноевропейской и нашей кри- тике совершался непростой, но неуклонный пересмотр наиболее весомого литературного наследия рубежа веков: Метерлинк и Уайльд, Валери и Киплинг, Шницлер и Стриндберг постепенно освобождались от пресловутого декадентского клейма, предста- вали во всей своей сложности, оценивались по-новому — по их про- веренной временем эстетической жизнеспособности.

Изданы и с интересом встречены эти авторы и у нас. Настал черед Гофманста- ля. Тем более что у себя на родине, в Австрии, как и во всех прочих странах немецкого языка, он к настоящему времени не только «ре- абилитирован», но и возведен в пантеон мировой литературы; во всяком случае, лучшие образцы его лирики, драматургии, прозы и эссеистики признаны классическими, причислены к вечным ценно- стям. Тут стоит упомянуть о еще одной части наследия Гофманста- ля, увековеченной Рихардом Штраусом: на либретто своего вен- ского друга он написал около двадцати опер, часть которых («Ариадна на Наксосе», «Кавалер роз») устойчиво держится в мировом репертуаре. Всякая переоценка ценностей, однако, чревата противопо- ложной крайностью, в особенности когда имеешь дело с культурой кризисной, рожденной пересечением эпох. Пожалуй, никогда потом или прежде литература кануна революций не соединяла в себе столько живого и столько мертвого. Редкими, хоть и пышны- ми, оазисами посреди монотонной, безжизненной пустыни выгля- дят свершения символизма — направления, с которым прежде всего связывается творчество Гофмансталя, — в других европейс- ких странах. Согласимся, что и в русской литературе конца века дело обстоит не иначе. Есть какая-то загадочная, в «глухом времени», очевидно, коренящаяся особенность поколения Гофмансталя и Блока, состоящая лишь во временных всполохах истинной художе- ственной энергии. Столь разительного качественного разрыва между отдельными вещами одного и того же автора (от мертворо- жденной скуки до пронзающих озарений) не знало никакое другое поколение в литературе.