Артем Владимирович Драбкин
По локоть в крови
Красный Крест Красной Армии
Карпова Елена Васильевна
У моего дневника…
(если так можно назвать отрывочные мысли и наблюдения, записанные в то время, когда войсковая часть выводилась из боя на переформировку; писалось это на клочках бумаги, сшитых нитками, которые мы добывали из тесемок от немецких противогазов. Вести дневники категорически запрещалось, и я очень рисковала, делая это, но мне так хотелось хоть что-то запечатлеть, и я делала это украдкой…)
…так вот, у этих записок трудная солдатская судьба. Часть эти записей попала к немцам в сорок первом году под Москвой, часть была зарыта в землю в сорок втором во время отступления, часть в сорок третьем году во время освобождения Днепропетровска при переправе через Днепр вымокла в воде, часть испортилась на жаре в Белоруссии — находясь в вещмешке вместе с трофейными немецкими светильниками (они были заполнены каким-то составом вроде воска), так вот, этот воск или жир растаял и залил все эти записки; потом, с большим трудом разбирая текст, мне пришлось все переписывать в тетради.
Решила все-таки кое-что записывать. 15 июля 1941 года для меня началась новая жизнь. Ночью нас подняли по тревоге, и в 4 утра мы выехали из Новочеркасска на фронт. Никто нас не провожает, никто не знает, что мы уезжаем. Я выехала не совсем обычно. Ни мама, ни папа ничего не знают. Они думают, что я лечу зубы. На первой станции написала открытку — сообщила, что еду на фронт, что иначе поступить не могла, просила простить меня и не волноваться. Долго я думала над своим поступком. Несколько дней назад мы всю ночь просидели с Аней. Она мне пыталась доказать, что я совершаю глупость, что незачем умирать раньше времени, что мы еще слишком молоды и должны учиться. Она считала, что, если нужно будет, — нас позовут. А я так не считала. Да, никому не хочется умирать на 17-м году жизни, только в этом она права. Еще две недели назад была мирная, чудесная жизнь, казавшаяся теперь сказкой.
Не менее сказочное будущее открывалось перед нами. Я послала запрос в Николаевский кораблестроительный институт. Мне только что прислали программу вступительных экзаменов и приглашение приезжать к ним после окончания 10-го класса. Я мечтала строить корабли — непременно военные. На этот раз папа не возражал, он был категорически против мореходки, куда мы поступали вместе с Таней Орел.И вот одно страшное слово — война — разрушило все. В голову приходят слова, складывающиеся в рифму.
Я не могу, не имею права жить спокойно, учиться в то время, когда по нашей земле кровь льется рекой. Учиться никогда не поздно, но сейчас думать об этом — позорно. Интересы Родины — это мои интересы. Я не могу отделить себя от тех, кто кровью своей и жизнью защищает ее, сидеть за чужой спиной, когда стоит вопрос: быть или не быть? 23 июня я повела девчонок в военкомат, но к военкому мы не попали. К военкомату вообще подойти невозможно — тысячи людей толкаются, кричат, требуют, чтобы их немедленно отправили на фронт, но никто не обращает внимания на них, пропускают только с повестками. Весь день мы осаждали военкомат, и к вечеру все же удалось пробиться — влезли в окно, и мы подали заявление с требованием немедленно отправить нас на фронт. Мы написали, что имеем звание парашютистов, ворошиловских стрелков, можем оказывать первую медицинскую помощь раненым. В общем — кем угодно, только бы на фронт.