Николай Сорокин
Беспредельный тупняк
Голод
Я пялю в звёздный пол сине-белого вагона, что дорогой своей простилает мне путь в другой конец. Оценивающие взгляды заходящих упираются во тьму надвинутой на мои глаза вязанной шапки, а потому никаких гарантий и нет, что на меня смотрят.
Телефон мой лишний раз указал на отсутствие в нём какого-либо заряда, хотя знаю и я, и чёртик внутри него, что он не должен был разрядиться так скоро, как мог несколько дней назад: мороз покинул декабрьскую Москву на лишнюю тройку дней, превратив улицы в кромешный пиздец из толщ луж и сохранившегося под ними льда. Говорю я к тому, что телефон мой в лужи не падал, а погода утверждает положительный цельсий. Так, разрядный в ноль аппарат не позволяет мне уйти в жир информационного разочарования. Мне верится, что обыкновенно ни у кого таких ситуаций не происходит.
Тогда я обратился к глубинам своих карманов чтобы найти в них что-нибудь интересное, но из всего, что было для меня в новинку, в руку попала лишь выписка за безбилетный проезд, полученная полтора часа ранее.
В целом не так страшно несколько раз к ряду влететь на штраф, хотя, что меня удивляет, практически все контролёры, которых я встречал свято верят, что, исполнив свою работу они как следствие обязуют выписанный штраф оплатить. В этом самом смысле мне приятно с ними поговорить, так как отношения с контролёрами у меня выстраиваются очень дружелюбно: они мне выписывают штраф, я его не плачу, а система, на которую те работают, за неуплату этого самого штрафа мне его прощают, пусть и через два года. Об этом я выкинул несколько фраз и в этот день.
Вспомнив этот случай, я обратил внимание, что взгляд мой на подсознательном автоматизме поднялся вверх к списку станций, которые мне ещё предстоит пересечь в этом поезде до конечной, и на моё счастье их оставалось три.
За два часа до начала час-пика я вышел из поезда на станции, где родился, вырос и живу до сих пор. Два полицейских дежуря прогуливаются по широкому холлу собянинского метро, а я, поднимаясь по лестнице, заметил, что рабочая смена у контролёров, меня остановивших, окончилась, более их там нет.
Прошёл мимо турникетов, на встречу жирная дверь по инерции открылась ко мне, и я проскакиваю так к ряду через две, выйдя в коридор на выход. На этом моменте я приподнял с век шапку, так как лишний раз мне приходилось поднимать голову по необходимости, а теперь я покидаю социальную тишину и хочу смотреть прямо, на тех, кто ещё не лишился себя самого для меня, обезличено сев в вагон.
И правда, вот я вижу и пешеходов, и автомобилистов, и собачников, и курящих продавцов, и даже из окон домов я вижу жильцов и гостей, и звёздное поле пола вагона заменилось на хитрые лужи со скользкими сюрпризами. Мой район не так страшен, как вся Москва.
Я двинулся пешком по нетипичному для похода домой направлению, всё также из-за столпов разваливающихся сугробов в глубинные провалы водных толщ, в которые упасть не столько страшно, сколько противно, ведь усердно работающие коммунальщики в часы снегопадов чистят отведённые им дороги в горы снега, которые, стоит тем начать таять, обнажают фекалии собачей жизни, за которыми не убрали хозяева. Будь они прокляты.