Райдо Витич
Игры с призраком. Кон первый
Ты к знакомым мелодиям ухо готовь и гляди
понимающим оком, потому что любовь — это
вечно, любовь даже в будущем вашем далеком. Звонко лопалась сталь под напором меча, тетива от
натуги дымилась, смерть сидела на копьях
утробно урча, в грязь валились враги, о пощаде крича,
победившим сдаваясь на милость.
Но не все, оставаясь живыми, в доброте сохраняли сердца, защитив свое доброе имя от заведомой лжи подлеца.
Хорошо если конь закусил удила, и рука на копье
поудобней легла.
Хорошо если знаешь — откуда стрела,
хуже если по-подлому — из-за угла…
Как у вас там с мерзавцами? Бьют? Поделом.
Ведьмы вас не пугают шабашем, но, не правда ли,
зло называется — злом, даже там — в светлом будущем вашем.
И во веки веков, и во все времена трус, предатель
всегда презираем. Враг есть враг, и война все равно
есть война, и темница тесна, и свобода одна,
и всегда на нее уповаем.
Время эти понятья не стерло, нужно лишь оторвать
верхний пласт, и дымящейся кровью из горла чувства вечные хлынут на нас.
Ныне, присно, во веки веков, старина, и цена есть цена,
и вина есть вина, и всегда хорошо, если честь спасена,
если другом надежно прикрыта спина.
Чистоту, простоту мы у древних берем — саги,
сказки из прошлого тащим, потому что добро
остается — добром в прошлом, будущем и настоящем.
В. В. Высоцкий.
Кон первый.
Г Л А В А 1
Туман сизым дымом застилал глаза, сушил губы, забивался в рот.
Что-то то ли шелестело, то ли шепталось невдалеке, продираясь не ясными звуками сквозь клубящееся марево — то ли чей-то смех, то ли шепот, но не было сил прислушаться, понять. В голове было пусто и тихо, ни одной мысли, ни одного образа, лишь боль непрошеной гостьей вгрызалась в тело, напоминая, что оно еще есть.
Человек с трудом приоткрыл глаза. Солнечный свет слепил и не давал сфокусировать взгляд. Наконец, человек присмотрелся и увидел, что солнечный луч пробирается сквозь листву, закрывающую небосвод над головой. Она шумела, качаясь под лаской ветерка, и открывала взору лазурные пятна неба. Деревья вокруг дружно тянулись ввысь и казались бесконечными. Они стояли плотной изгородью гигантских стволов, словно берегли от любопытного взгляда что-то за своей спиной. `Деревья-то какие! То ли сосны, то ли пихты… ` — разглядывал человек пушистые лапы: `А те — то ли клены, то ли дубы… Кленодубы, Дубоклены… ирреальность…
Человек попытался сесть, но тело отчего-то не желало подчиняться, а голова, уютно устроившаяся на мшистом, лесном дерне, была словно прибита к нему гвоздями и никак не хотела отрываться от земли.
Рыжая проказница белка, застыв на ветке с еловой шишкой в лапках, с любопытством косилась темными глазками вниз: что за `чудо' такое? Странная, черная фигура, устроившаяся на слежавшихся сосновых иголках и опавшей листве, зашевелилась и села, вытянув длинные ноги. Секунда, другая и глупый человечек снова ткнулся носом в землю, раскинув руки, как перебитые крылья.