Уорд Мур
Парень, который женился на дочке Мэксилла
Недельки через две Нэн начала его чуточку понимать. Нэн была третья по старшинству дочка Мэксилла. В Хенритоне ее прозвали дикаркой — и не забыли, что то же прозвище носила когда-то Глэдис, а после — Мюриэл. Глэдис теперь в «Восточной звезде» устроилась, а Мюриэл вышла замуж за хенритонского торговца мебелью и скобяными товарами — Мюриэл, мать самых славных двойняшек во всем графстве Эвартс. Зато Нэн прозвали так с большим основанием.
Всякий знает, что Мэксилл купил участок старого Джеймсона — восемьдесят негоднейших акров, которые хоть какого фермера могли вывести из себя, через год после того, как Эл Кулидж стал президентом. Он их купил, потому что ему — то есть Малькольму Мэксиллу, а не мистеру Кулиджу — понадобился особенный какой-то участок, чтоб покой был. Конечно, вполне можно было ожидать, что его шестеро детей, все девчонки, одичают в такой глуши. В Хенритоне и во всем графстве Эвартс не очень-то придерживались сухого закона и не слишком восхищались Эндрю Уолстедом. Но одно дело — покупать полпинту от случая к случаю (самые здравомыслящие мужчины называли это оскорблением стыдливости), а совсем другое — поощрять торговлю самогоном и бутлегерство.
Конечно, самогон теперь в прошлом. Уже два года нет сухого закона, а люди все удивляются, как это Мэксилл намерен прокормить семью на таком негодном участке, не греша против морали. Но ведь столько раз Нэн у всех на глазах проносилась в машинах разных марок — и с разными мальчишками, да и один господь знает, сколько раз она проделывала это без свидетелей. Ей-богу, комментировал Хенритон, не говоря о графстве Эвартс, может быть, следовало бы довести это до сведения Комитета по делам несовершеннолетних: ведь Нэн пока еще совершеннолетия не достигла. Кроме того, взгляд у нее был дерзкий и угрюмый, дерзкий и вызывающий, и похоже было, что нужно держать ее в ежовых рукавицах.
Никто и не думал лезть к ее отцу. Все знали, что у него всегда наготове заряженное ружье (и насчет Мюриэл сплетни ходили, да мало ли о чем болтают, ведь у нее такие славные ребятишки!) и что он выставил со своего участка не одного любопытного. Население Хенритона старалось заниматься собственными делами — а их в годы депрессии было множество. Так что разговоры о том, чтобы обратиться в комитет, остались разговорами. Все же из-за них Нэн Мэксилл еще больше сторонилась людей и становилась еще более дикой.
Он (то есть этот парень, другого имени для него у них долго не было; все Мэксиллы понимали, о ком речь, когда употребляли это местоимение) — он был обнаружен Джози на пастбище, которое и пастбищем-то долгие годы не было, а представляло собой просто холмистое и бугристое пространство, поросшее сорняками и непокорными кустами. Джози была застенчивая одиннадцатилетняя девчонка. Родимое пятно на левой стороне лица стало для нее истинным бедствием, и она начала прятаться от незнакомых уже с семилетнего возраста и никогда не было у нее желания эту привычку нарушать.
А вот от него она не спряталась: любопытство, долго загоняемое внутрь, подавленное жадным интересом посторонних к ее физическому недостатку, пробудилось, когда она увидела его. Когда, как все после говорили, он не отличался особенной внешностью. Одет он был странно, но в Хенритоне видели ребят из Спокейна и Сан-Франциско, одетых еще более странно. Да еще цвет лица у него был какой-то необычный — светилось у него лицо, что ли, и в то же время оно было утонченным. Было оно полной противоположностью и лицам фермеров, приезжающим в столицу, и лицам тех людей, что целыми днями прячутся в тени учреждений и контор, чтобы заработать свои доллары.