— 1 —
Это стало очевидно, наверное, когда он пришёл в четвёртый раз. Причём Дейву сказал об этом Ник, коллега по нижнему залу.
— Как ты не замечаешь, — шепнул он Дейву, когда тот уже забил в майкрос треску с картошкой и пинту «Янг‘с», — он садится всегда в твою зону, хотя с ноутом было бы удобнее за мой седьмой столик. Базарит с тобой, до посинения перебирая всё меню, типа у нас каждый день что-то обновляется. Приходит один опять же. Сидит и сидит! И я видел, ничего такого особого в ноуте он не делает. Как ни проходил мимо, он всё какие-то фотки рассматривал, писал тут что-то. Но главное: он почти всегда наблюдает за тобой.
— Нахрен я ему сдался?
— Откуда мне знать? Но ты сам-то глаза разуй! Вот обрати внимание. Он приходит сюда по твою душу, поверь мне! Борисовна тебе это же скажет, мы с ней уже перетёрли эту тему. Она тоже заметила.
Ник, который на самом деле Николай, — «рыжий, рыжий, конопатый» от природы. Ржавые точки и пятна щедро покрывают лицо, плечи и руки, толпясь в определённых местах особенно плотно — на носу, на щеках и подбородке. Морковного цвета волосы стоят торчком на макушке, но с затылка свисает жалкая косичка толщиной с мизинец, схваченная канцелярской резинкой. Лицо открытое, рот большой, болтливый, не сходящая беззаботная улыбка. Ник — находка для «Святого Патрика», ирландского паба, в котором работали только рыжеволосые. А контингент сюда подбирали тщательно, у хозяина бзик на придуманный им бренд. Он и паб хотел изначально назвать «Рыжий Патрик», но достоверных сведений о том, какого цвета были волосы у покровителя Ирландии, не нашлось, поэтому он ограничился просто именем. 17 марта, в день святого Патрика, паб превращался в бешено-стучащую каблуками площадку для ирландского кейли в ритме джиги, куда впускали только в зелёном, где пиво текло рекой, где каждому дарили кулон в виде трилистника. Имена на бейджах официантов, бармена, администратора зала (всех как один огненноволосых здоровяков) не русские Николай, Павел, Семён, Катя, а вестернизированные Ник, Пол, Саймон, Кэт.
«Давид», конечно, можно было бы и так оставить, но «Дейв» звучало как-то более загранично. Давид не обладал такой эффектной конопатостью, как Ник. Кожа бледная, но чистая, что для рыжего странно. Хозяин паба, грек с патологической влюблённостью в норманнскую культуру, подозревал, что Давид не натуральный рыжий. Ведь цвет густой копны волос у него не оптимистично-золотой, а глубокий тёмный, медный, тяжёлый. Но Деметрис Факаидис взял парня на работу в «Патрик» — что-то было в лице его холодное, застывшее, северное: то ли невыразимой чистоты, без крапинок надменные серые глаза, то ли высокие скулы и раскосость, то ли упрямая линия рта, то ли неподвижность мимики. Было в его внешности то, что заставляло с удивлением присматриваться, какая-то искусственность, несуразность. Лицо казалось опасным, и это не соответствовало телу. Парень был худощав, лёгок, гибок, роста среднего, его трудно было представить в команде убийцы Эрика Рыжебородого, что на хищных драккарах исследовал и завоёвывал воды западнее от Британии. Такого викингом не назвать. Он, скорее, случайный подкидыш в норманнской команде гребцов в пучине эля и гиннеса. Деметрис взял его, сомневаясь, но ни разу не пожалел: проблем с парнем не было. Ни одного опоздания, ни одной жалобы от посетителей, ни недовольства с его стороны, несмотря на адский график и немилосердное количество столиков, которые хозяин распределил для обслуживания. Деметрис знал, что официант с завораживающей внешностью живёт где-то у чёрта на куличках, снимает комнату, что ему никто не помогает, о его семье он никогда не слышал, никаких романов и поклонниц не проявлялось. С коллективом отношения ровные, но ни с кем не сближается до дружбы. Короче, работник то, что надо, беспроблемный и надёжный. Давид Левен.