Вольфганг Борхерт. Останься, жираф
Ночь. Завывал ветер. Он стоял на пустом перроне в большом закопченном зале, который освещался серым светом одинокой Луны. Ночью все вокзалы похожи на край света - вымершие и бессмысленные. И пустые. Пустые, пустые, пустые. И когда ты продолжаешь свой путь, то теряешься.
Тогда ты теряешься, и начинаешь слышать ужасный голос темноты. От него не убежать, и он постепенно окутывает тебя. Он напоминает тебе про смерть, которой вчера удалось избежать. И он пробуждает в тебе крик. Никогда доселе не слыханный рыбий крик. Крик одинокой рыбы, которая тонет в собственном море. И этот крик разрывает твое лицо, наполняя при этом его страхом перед опасностью, которая пугает остальных. Немой, ужасный крик одинокой рыбы, которая тонет в собственном море. и он нарастает, как прилив, и угрожающе гремит, погружая в темноту. И шипит злобно, как морская пена.
Он стоял на краю света. В холодном свете белых дуговых лам все выглядело нагим и жалким. Но позади них нарастала ужасная темнота. Не было еще такой черной темноты как та, что была вне белого света ламп на пустом ночном перроне.
- Я увидела, у тебя есть сигареты, - сказала девушка. Ее красные губы сильно выделялись на бледном лице.
- Да, - сказал он, - есть немного.
- Тогда пойдем со мной, - прошептала она приблизившись.
- Нет. Да и с чего бы? - сказал он.
- Ты ведь совсем не знаешь, какая я, - сказала она, обнюхивая его.
- Конечно знаю, - сказал он, - такая же, как и все.
- Ты - жираф. Дылда, упрямый жираф! Может скажешь тогда, как я выгляжу?
- Голодная, - сказал он, голая и разукрашенная. Такая же, как и все.
- Ты длинный и глупый жираф, но выглядишь приятно, - сказала она хихикая. И сигареты у тебя есть.
Пойдем же, а то уже ночь.Тогда он посмотрел на нее.
- Хорошо, сказал он, - ты получишь сигареты, а я тебя поцелую. Но если я схвачу тебя за платье, что тогда?
- Тогда я покраснею, - сказала она. Ее улыбка показалась ему пошлой.
С грохотом через зал пронесся товарняк. И вдруг затихло.
Его задний свет постепенно растаял в темноте. Грохот рельс и громыхание колес постепенно стихли. И тогда он пошел с ней.
Потом были руки, лица и губы. Но ему показалось, что лица кровоточили. Кровь шла изо рта, а в руках были гранаты. А потом он почувствовал вкус её косметики, а ее руки держались за его худые плечи. Потом он тяжело задышал, а его стальной шлем упал на глаза.
- Ты умираешь, - кричал он.
- Умираю, - радостно ответила она.
Она подняла шлем ему на лоб. Ее темные волосы тускло блестели.
- Ах, твои волосы, - прошептал он.
- Ты останешься? - тихо спросила она.
- Да.
- Надолго?
- Да.
- Навсегда?
- Твои волосы пахнут как мокрые ветки, - сказал он.
- Навсегда? - снова спросила она.
И вдруг издалека донесся громкий крик. Он приближался. Рыбий крик. Крик летучей мыши. Крик жука-навозника. Неслыханный звериный крик локомотива. Раскачался ли на рельсах от этого крика переполненный страхом поезд? Новый, неслыханный ранее желто-зеленый крик под побледневшей Луной. Не расшатались ли звезды от этого крика?