Артемий Троицкий
ВЕЧНЫЙ ПОСТ
Сентябрь 1984 года. Разгар очередных гонений на рок. В Череповец меня вытащил Леонид Парфенов — молодая "светлая личность" вологодского областного ТВ. Едва мы провели либеральный диалог, не исключавший права рока на существование (и вскоре заклейменный местным писателем Беловым, как очередная "вылазка"), в студию пришел друг Лени Саша Башлачев. Невысокий, худой, умеренно длинноволосый, с плохими, как у большинства обделенных витаминами северян, зубами и светлыми восторженными глазами. Одет он был в те же вещи, что я видел на нем и спустя годы: черную кожаную курточку и джинсы. Плюс рубашка-ковбойка. Не могу сказать, что он сразу произвел сильное впечатление: обычный любитель рока. Двадцать четыре года, родом из Череповца, окончил факультет журналистики Уральского университета в Свердловске, работает сейчас корреспондентом районной газеты "Коммунист". Раньше писал тексты для местной группы "Рок-сентябрь"... Вконец истосковавшись в глуши и безвестности, "Рок-сентябрь" послал свои магнитофонные записи на русскую службу Би-би-си, и диск-жокей Сева дал их в эфир. Радость в Череповце была недолгой, музыкантов вызвали "куда следует" и запретили играть рок...
... Он продолжал писать стихи, а в мае 1984-го, во время II Ленинградского рок-фестиваля, купил гитару и стал учиться на ней играть.
"Черные дыры" — самая первая, по словам Башлачева, написанная им песня. И самая простая — но его судьба уже закодирована в ней.
"Хорошие парни, но с ними
не по пути.
Нет смысла идти, если главное —
не упасть.
Я знаю, что я никогда не смогу найти
Все то, что, наверное, можно
легко украсть.
Но я с малых лет не умею стоять
в строю.
Меня слепит солнце, когда я смотрю
на флаг.
И мне надоело протягивать вам свою.
Открытую руку, чтоб снова пожать
кулак".
Я сказал, что ему надо поскорее ехать с гитарой в Москву и Ленинград: песни там примут на ура... Башлачев слушал это все с детским, обрадованно — недоверчивым выражением лица. Леня Парфенов не без иронии его подбадривал... Спустя пару лет Саша рассказал мне, что возвращался домой той глухой ночью, распевая песни, подпрыгивая и танцуя — как в кино иногда показывают очень счастливых людей.
Итак, спустя несколько недель он приехал в Москву, остановился у меня, и каждый вечер мы шли к кому-нибудь в гости, где Саша Башлачев давал концерт. Саша привез несколько новых песен: две большущие бытовые баллады, доводившие слушателей до истерического хохота, и четыре серьезные вещи, в разной тональности и с разных точек зрения говорившие об одном и том же:
"Если забредет кто нездешний —
Поразится живности бедной,
Нашей редкой силе сердешной,
Да дури нашей злой — заповедной.
Выкатим кадушку капусты,
Выпечем ватрушку без теста.
Что снаружи все еще пусто?
А внутри по-прежнему тесно...
Вот и посмеемся простуженно.
А об чем смеяться — не важно.
Если по утрам очень скучно,
То по вечерам очень страшно.
Всемером ютимся на стуле.
Всем миром — на нары-полати.
Спи дитя мое, люли-люли!
Некому березу заломати".
Башлачев говорил, что песни буквально осеняли его, да так внезапно под-час, что он едва успевал их записывать на бумагу.
Московский дебют прошел триумфально.