Вадим ЧЕРНЫШЕВ
ЧТО УМЕЕТ ПОНИ?
В школу, где учился Ваня Кашин, пришёл директор совхоза Дронов.
— Ребята! — сказал он простуженным голосом, комкая здоровой рукой кожаный треух. Другая рука у него была пробита пулей в гражданскую войну и висела на широком ремешке.
— Дорогие ребята! — повторил он, обводя собравшихся красными невыспавшимися глазами. — Сейчас, как вы знаете, идёт война. Всенародная Отечественная война. Все, кто мог, ушли на фронт. Рабочих рук не хватает. Надо помочь, ребята…
Тут поднялся страшный шум и гвалт, потому что всем сразу захотелось узнать, что нужно делать и какая требуется помощь.
— Приходите утром к конторе, и всё узнаете! — поднял руку повеселевший директор.
На другой день Ваня поднялся пораньше. У высокого конторского крыльца уже толпились люди — женщины, подростки, старики. Рабочим и школьникам давали наряд — задание на работу в теплицах, в коровнике, на птичнике… Ваня любил лошадей. Ему хотелось работать на конном дворе.
— Ну, хлопцы, кто хочет пойти в помощники фуражира?
— А кто это такой? — спросил кто-то из ребят.
Ваня знал, что значит «фуражир». Это рабочий, который привозит для лошадей и коров фураж — сено, солому, а летом — траву. В слове «фуражир» ему слышалось что-то военное: оно звучало как «командир» и, кроме того, напоминало фуражку. Ваня сразу же поднял руку, протолкался вперёд и выпалил в лицо директору:
— Я! Я хочу!
— Хорошо, — улыбнулся директор. — К Домне Карасёвой пойдёшь. К Домне Ивановне, значит.
И Ваню Кашина определили в помощники фуражира. Теперь он должен через день после уроков ездить в степь за фуражом.
На конном дворе Ваня увидел маленькую шуструю женщину, запрягавшую гнедую лошадь.
— Тётя, не вы Карасёва?
— А ты, «племянничек», наверное, мой помощник? — женщина оглядела Ваню и распорядилась:
— Заправь-ка повод в дугу, я до зги не достаю.
— До какой «зги»?
— Ну, до колечка на дуге! Ох, чему вас в школе учат, ничего-то ты не знаешь…
Она села в сани, тронула вожжой:
— Но-о, Кролик! Шевелись, мил-лай!
За околицей Карасёва отдала Ване вожжи, откинулась на сене и, глядя в небо, запела:
Из омётов сена пахло июльской степью. Сначала фуражиры вместе накладывали сено, потом Домна Ивановна залезала на него и укладывала воз. Она вилами показывала Ване, куда класть очередной навильник сена. Чем выше становился воз, тем труднее было на него подавать. В глаза и за ворот Ване сыпалась сенная труха. Карасёва топталась на возу и уминала его ногами. Потом она укладывала на пухлый воз бастрыг — длинную слегу, которой прижималось сено, и командовала:
— Натягивай! Посильнее тяни верёвку!
Ваня повисал на конце бастрыга, но сено подавалось плохо.
— Долгий ты, а весу в тебе никакого! — упрекала его тётка Домна. Она съезжала с воза и тоже хваталась за слегу. Они висели рядом, болтая ногами и стараясь стать потяжелее.
Наконец сено было прижато и увязано. Весело было ехать на высоком возу! Сено мягко пружинило и покачивалось. Широко видна была сверху степь, дома совхоза, ползущие вдали поезда.
— Уроки-то поспеваешь делать? — спрашивала Карасёва. — Учись, Ваня, учись хорошенько.