Александр Стесин
Птицы жизни
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Эрик Беренгер, поджарый и загорелый, ждет на аэродроме, куда редких пассажиров доставляют на раздолбанном одномоторном самолете. Аэродром соседствует с сельским кладбищем, буквально сливается с ним. Взлетно-посадочная полоса, она же – погост. Память о первопроходцах и золотоискателях, пытавших удачу в этой глуши всего каких-то тридцать лет назад. Кто из них, собрат Агирре из фильма Вернера Херцога, ввел здесь безумное новшество – могильные плиты двойного назначения? На одной стороне камня – имя и даты жизни усопшего, а на другой – немудрящая реклама какой-нибудь харчевни, сувенирной лавки, гостиницы «bed and breakfast». Лучшие предложения сезона. Кустарные промыслы вполцены. Среди рекламных надгробий не спеша прохаживаются куры. По пояс голые люди ремонтируют гробоподобный пикап. Сейчас отремонтируют, и мы поедем.
Эрик уже обо всем договорился. Он – в своей стихии, по-испански шпарит как местный. Вот уж никогда бы не подумал. Хотя почему бы и нет? Как-никак он провел в Латинской Америке довольно много времени. Полгода в Гватемале, в отдаленной деревне майя, где они с Челси что-то строили под началом Корпуса мира (там и познакомились). Потом Челси ездила на Кубу: посол доброй воли из вражеской державы. Даже встречалась с Фиделем Кастро (фотография этой встречи долго висела в их нью-йоркской квартире). Эрик же в это время путешествовал по Южной Америке автостопом. От Кито до Патагонии с заездами в самые малонавещаемые точки, с месячным постоем в коммуне эквадорских художников. Затем – несколько месяцев в Никарагуа, в Венесуэле. Теперь – здесь. Словом, в его испаноязычии нет ничего удивительного («Ничего удивительного», – заборматывает себя моя зависть). И все же странно: мы дружим уже двадцать лет, но за все это время я ни разу не слышал, как он habla español. Иностранная речь, точно чужеземное войско, вторгается в то обжитое пространство, которое занимает в моем сознании Эрик. И все, что я знал о нем раньше, сразу подвергается сомнению.Одно время он казался мне кошкой, которая всегда падает на лапы. Иначе как объяснить, что после самых безрассудных приключений он раз за разом возвращался в Нью-Йорк без гроша в кармане, но вел себя как хозяин положения и за какие-то несколько месяцев взаправду им становился? Очаровывал работодателей с Уолл-стрит, покорял иерархическую лестницу арт-тусовки Нижнего Ист-Сайда, окружал себя толпой воздыхательниц. Может показаться, что я рисую портрет отъявленного проходимца. Ничего подобного. Эрик – не проходимец, он – кошка. «Cool cat» из стихов Роберта Крили: