Надя Делаланд
Эрос, танатос, логос…
Эрос, танатос, логос…
Эрос, танатос, логос…
***
Эрос, танатос, логос… Безумие
предполагать, что стихи бывают
о другом. Мы с тобою любили и умерли,
а еще говорили об этом повально.
Что похвально, поскольку осталось только
сотрясение воздуха в головах, читавших
наши вирши, написанные поскольку
мы с тобою старели, не делаясь старше.
Но могло не остаться и этого. Жизнь, на радость,
продолжается с тем же успехом, все повторяя.
Все повторяя: эрос, логос, танатос,
не нарушая ничего, кроме порядка.
***
Липины лапы, пока что пушистые,
пляшут вверху бесконечный канкан
осени – осени целый стакан
на тебе, много ли это? Не шибко ли
много – дожди, ожиданье, листва,
калейдоскопом увившая улицы?
Пей свою осень, как с милым целуется
всякая тварная парная тварь.
Липа качается, пьяная, сонная,
вниз головою и юбку задрав.
Что ты мне пальцем грозишь, как Минздрав?
Осень и я – мы босы и бессовестны.
Ноги задрав, запрокинув башку,
мы архаичны, хтонически, женственны,
мы, раздеваясь, – безмерно блаженствуем,
не добывай нам, пожалуйста, шкур.
Крикну – и духи взовьются пещерные,
дикой рукою огонь разведу.
Что я сегодня имела в виду?
Я и не вспомню от этого щебета.
Липа застыла светла и гола,
землю руками схватив экстатически.
Кажется, осень допили практически,
на тебе зиму, я всё отдала.
***
Я могла бы стать деревом
и стоять, как дубина,
триста лет, мой любимый,
ты мне веришь, мой веримый?
Триста лет, руки вытянув
в небеса голубиные,
и никто, мой любимый, не –
слез с щеки б мне – не вытерел,
не утерл. Но – услышишь ли? –
я не дерево – дева,
так что три мою щеку
носовой простынею.
***
Обрадуйся мне так, как будто я воскресла,
на день сороковой вошла из небытья
в домашнем платье, но – обрадуйся, как если б
сошел с ума от слез за этот страшный месяц,
свихнулся от молитв, чтоб я вернулась, я -
вернулась... Я (целуясь)...
вернулась.
***
Бред. Сивой кобылы –
сон. Бабушкин сундучок –
вытащу, дурачок,
значит, когда-то было
ситцевым – волшебство,
выцвело – полинял
свет на моем окне,
завтра сменю, ага?
***
Знаешь, чего я боюсь больше Самой? Что после –
мы будем так же несведущи, как и нынче.
Странно, конечно, вести этот поиск пользы,
но человек устроен так нелирично.
Вдруг мы не встретимся? Вдруг мы себя не вспомним?
Вдруг мы не станем прозрачны во всем друг другу?
Я не узнаю тогда, до чего неполным
по шкале Фаренгейта был теплый угол
между ключицей и шеей, где спать удобно,
втиснувши морду и по-собачьи
думая, что хорошо, что хозяин – добрый,
что электричка – едет, что мысли – скачут...
Если все так и будет, то лучше, проще,
дольше и больше жить, ни о чем не мучась,
даже вопросом о том, как причислить площадь
слов в треугольниках – к ликам, учесть их участь.
***
1
Ночь. Завтра утро. Все пропало,
коту под хвост, слону и псу,
но, знающая их на память,
стихи с собой я унесу –
туда. Туда, где все иное
не существует – тень, а свет –
вот так: откроешь книгу ночью
и – день, и свет, а книги – нет.
Под пальцами исчезнув, вещи
запомнятся душе в словах,
и ты, любивший многих женщин,
забудешь, как их целовать,
а вспомнишь только строки, рифмы,
анжамбеманы, мать их так,