Читать онлайн «Наталья Бондарчук. Мужчина моей жизни»

– Я и сейчас начинаю плакать, когда вижу, как в фильме «Судьба человека» чумазый Ванюшка бросается на шею главному герою и кричит: «Папка, родненький! Я знал! Знал, что ты меня найдешь!» А тогда, девятилетняя, смотрела только что вышедшую на экраны картину отца – ее показывали в школе, и у меня градом по лицу текли слезы. В отличие от других ребят и зрителей всей страны, сочувствовавших осиротевшему мальчику и солдату Андрею Соколову, я плакала потому, что их встреча затрагивала мою личную драму. На экране прижимал к себе обретенного «сына» мой родной папа – которого я, по сути, потеряла за год до этого: у него появилась другая женщина, мама (актриса Инна Макарова.  – Прим. ред. ) измены не простила и собрала мужу чемодан. С тех пор с отцом мы не виделись.

Расставшись, родители поехали каждый на свои съемки: мама – на картину «Дорогой мой человек», папа – на «Судьбу человека», по-моему, оба названия оказались символичными. Мама по роли в одном из эпизодов, обращаясь к Алексею Баталову, произносит сакраментальную фразу: «Зачем ты тогда так навсегда, насовсем спрыгнул с трамвая?», у папы в его фильме звучат те самые слова мальчишки, что «папка» его нашел. А меня – не нашел… Во время просмотра картины одноклассники, зная, что в зале сидит дочь режиссера, поглядывали в мою сторону и страдала я, получается, на виду у всех. Учительница потом не раз задавала нам сочинение на тему «Моя семья», я понимала, что это неспроста, и возненавидела школу.

Сразу после просмотра фильма у меня случился дикий приступ мигрени, и потом несколько лет мучила время от времени появлявшаяся перед глазами «мушка», когда раскалывается голова и ничего вокруг не видишь и не слышишь. Друзья семьи уверяли, что отец желает со мной увидеться, и я не понимала, почему этого не происходит: хотел бы – пришел. Недавно узнала, что препятствовала свиданиям мама: я росла девочкой нервной и она, видимо, боялась, что эти встречи растревожат меня. Так что он приходил, но когда меня не было дома.

Папа тоже был чувствительным, ранимым, легким на слезы.

…Едва я немного подросла, отец просто впился в мое воспитание: мама тогда снималась чаще, а он подолгу бывал дома. Постоянно что-то придумывал. Однажды притащил тяжелый ящик – один из первых появившихся в стране магнитофонов – и решил записать семейными силами спектакль «Муха-цокотуха». Родители, бабушка и я говорили за разных персонажей Чуковского – мне досталась Муха – и озвучивали происходившее: звенели рюмки, топали гости… Включили запись, и я впервые услышала свой голос простуженной мыши. Расплакалась, папа принялся успокаивать, уверяя, что отлично сыграла роль. Мы запоем читали книжки, которыми отец наводнял нашу однокомнатную квартиру, рисовали, но не просто так, а путешествуя – дальние страны, пальмы, парусники. Романтика.

После его ухода первое, что сделала, – открыла оставленный им этюдник с красками и начала, желая зацепиться хоть за что-то, связанное с папой, малевать на холсте – копировала березку с его картины. Кстати, живопись – одно из серьезных увлечений отца – с детства захватила и меня. Иногда все бросаю и погружаюсь в нее с головой, никого и ничего не замечая. «На нее накатило», – говорят в такие моменты близкие. Вот и тогда на меня накатило.