Читать онлайн «Лёшенька. Часть вторая»

1

Под вечер прибежала взволнованная Анисья в наброшенном на плечи мужнином тулупчике и сбившемся платке. Мать мыла посуду после ужина в большой лохани, глянула на белое Анисьино лицо и застыла у печки, только с рук грязная вода капала.

– Идут! Эти… из продотряда!

– Матерь Божья! Полинка, поди с Лёшей поиграй в комнате, – поспешила она спровадить младших подальше от греха.

– А можно твои бусы взять? – оглянулась в дверях Полина.

– Бери, бери, – кивнула мать.  – Ну, что там слышно?

– В Окунёвке они пока… – Анисья тяжело опустилась на лавку и перевела дух.  – Сегодня, поди, уже не придут, а завтра с утра пожалуют. Мно-о-ого солдат, все с оружием… Ты хлеб спрятала?

– Н-нет… – растерялась мать.

– Так что же ты? – с досадой поморщилась Анисья, даже кулачком по столу пристукнула.  – Ждёшь, когда последнее отберут? Весной что сеять будешь?

Мать стала белой как полотно.

– В прошлом годе у нас не брали…

– И у нас не забрали, а сейчас, сказывают, у всех берут, – махнула рукой соседка.

– Да ведь не всё же отбирают…

Отбирали-то не всё, оставляли на посев двенадцать пудов, сколько-то на прокорм семье, но…

Крестьяне перестали сажать больше, чем требовалось, – толку сажать, если всё равно забирают? – и тогда продотряды, с которых требовали план, изымали совсем не лишнее. За пуд ржаной муки платили семьдесят семь рублей, за пуд пшеничной – восемьдесят шесть, но это разве деньги? Курям на смех… На рынке зерно и мука стоили куда дороже. Кончится свой хлебушек – новый не укупишь. Поэтому припрятывали, чтобы было чем кормить детей, да и самим не протянуть ноги.

Если продотряды находили спрятанное, то забирали уже безо всяких денег. Не только зерно, но и картошку, яйца, мясо, птицу, но главное – хлеб. Прежде чем посылать продотряды, с населением проводилась разъяснительная работа. Мужики и бабы слушали, мрачнея лицами, а дома давали волю чувствам:

– Ишь чего! Мягко стелют, да жёстко спать!

Агитаторы зачитывали газетную статью, где был нарисован пузатый мужик в жилетке и лаковых сапогах, чем-то похожий на Ульяна Петровича, сидящий на мешках с мукой.

Волосатыми руками он загораживал своё добро. До чего противен был этот мужик, похожий на паука, даже надпись у него над картузом подтверждала: «Хлебный паук». У такого-то не убудет: эвон, сколько мешков! У отца с мамкой столько сроду не водилось. В будние дни, поди, белые булки с изюмом ест.

Агитаторы уезжали, оставляя после себя расклеенные по стенам сельсовета плакаты. Яшка с Ванькой подходили и глазели на них, читали текст сбоку картинки.

– «… Отдашь ли ты во власть голода рабочих, кующих оружие? Оставишь ли ты без куска хлеба детей и женщин?. . Никакой милости утайщикам хлеба!. . », – шёпотом читал Ваня.

– «Выполнил ли ты, брат крестьянин, развёрстку? Спеши! Не медли!» – продолжил Яшка.

И баба на плакате, прижимающая к груди младенца в пелёнках, и рабочий в фартуке, и солдат, указывающий прямо на тебя пальцем, смотрели, казалось, с укором. Хлеба! Хлеба! Всем нужен хлеб…

– Да куда же мне прятать? – запричитала мать.

– Я знаю куда, – подал голос Яшка. На правах старшего сына, мамкиного помощника и главного мужика в доме, он никуда не ушёл и слышал весь разговор.