Читать онлайн «Чайковский»
Автор Влас Дорошевич
– Да не может быть?!
Г-н Бертенсон – хороший доктор.
Но доктор! Бертенсон – последнее, что видит на этом свете выдающийся русский ученый, писатель, художник, музыкант, артист.
Он является ко всем умирающим знаменитостям.
У человека под ногами осыпается земля. Ноги проваливаются в какую-то яму.
Что это? Могила, – или удастся выкарабкаться?
И все, что видит человек, – бледное небо, чахлая трава, – полно такой прелести…
И так страшна вечная тьма…
Так хочется жить, как еще никогда!
Человек судорожно хватается за отходящую жизнь.
И в эту минуту видит подходящего к постели, улыбающегося доброй улыбкой доктора Бертенсона.
Даже спокойствие разливается по лицу тяжко больного ученого, писателя, художника, музыканта, артиста.
Все ясно. Все определенно.
– Уж Бертенсон пришел. Нет больше борьбы. Бессильно лежат руки и ноги.
Больной почти спокойно скользит в могилу. Унося в гаснущих зрачках образ доктора Бертенсона.
К постели Чайковского подошел Бертенсон.
Впервые – «Русское слово», 1903, 25 октября, No 292, Публикация приурочена к десятилетней годовщине со дня смерти П.И. Чайковского (1840—1893).
«Два благополучно сияющих медицинских светила: в Петербурге г. Бертенсон, в Москве г. Захарьин.
Два безвременно угасших музыкальных светила: в Петербурге П.И. Чайковский, в Москве Н.Г. Рубинштейн.
Обоим музыкальным светилам под конец жизни пришлось познакомиться с излишним самолюбием светил медицинских.
Когда Н.Г. Рубинштейн опасно заболел, г. Захарьин, обиженный тем, что его не позвали в начале болезни, отказался ехать.
Есть другие доктора и помимо меня.
Нужна была просьба покойного московского генерал-губернатора князя В.А. Долгорукова, чтобы г. Захарьин посетил Н.Г. Рубинштейна.
Г-ну Бертенсону даже в голову не пришла мысль о консилиуме в такую трудную, ужасную, критическую минуту.
Нет других докторов, кроме меня!
И там и здесь вопрос самолюбия.
Один „из самолюбия“ говорит:
– Есть и другие доктора! Другой „из самолюбия“ думает:
– Нет других докторов!
А терпеть от этого „самолюбия“ приходится больному.
Господа медицинские светила делали бы очень хорошо, если б, входя к больному, оставляли свое „излишнее самолюбие“ в передней.
Там ему, в сущности говоря, и настоящее место.
Потому что „излишнее самолюбие“ в такие минуты – чувство далеко не „джентльменское“.
Спустя три дня Дорошевич возвращается к этой теме, на этот раз поддерживая прозвучавшее и в других газетах мнение о необходимости некого „общественного отчета“ Л.Б. Бертенсона:
