Николай Иванович Леонов
Алексей Викторович Макеев
Матерый мент
Пролог
Лев Иванович Гуров, старший оперуполномоченный Главного управления уголовного розыска МВД РФ, неторопливо шагал по осеннему Никитскому бульвару. Он возвращался домой с работы, и спешить было незачем – Мария, его жена, отправилась со своим театром в гастрольную поездку и должна была вернуться не раньше, чем через неделю. Когда у него была такая возможность, Гуров предпочитал ходить пешком – это помогало сохранить форму, да и думалось на ходу как-то особенно хорошо и прозрачно. Настроение у него было спокойное и даже умиротворенное, основные дела закончены, мелочи подчистят ребята помоложе, можно немного расслабиться.
Гуров слегка усмехнулся своим мыслям – ох, редко такое настроение бывает у сыщика, ценить надо!
Лев Иванович любил раннюю осень и любил Москву. За почти 30 лет своей работы в сыске он объездил весь бывший Союз, но ни холодная, несколько чопорная красота Ленинграда, ни сиренево-розовые, пропахшие кофе и историей камни Еревана, ни буйная зелень майского Киева, ни игрушечно-средневековые городки Прибалтики не могли вызвать у него того ощущения радостной и нежной сродненности, как его Москва. Конечно, он видел, что за последние десять лет – время расцвета «дикого капитализма» – столица изменилась, и изменения эти были ему не по нраву. Столица стала вульгарной, как красивая женщина, накрасившаяся и одевшаяся без вкуса и меры. Но пройдешься по Ордынке, свернешь на Пятницкую или в Лаврушинский, посидишь в Нескучном саду – и из-под слоя плохо наложенного макияжа проглядывают такие знакомые и такие милые черты!
Гуров опять внутренне улыбнулся: эк, куда занесло, можно подумать, что он персональный пенсионер и всех дел у него – через день любоваться красотами московской природы да архитектуры… Какой уж там Нескучный! Прогуляться вот так от министерства до дома или, утречком, от дома до места любимой службы – это ведь подарок, а обычно-то… «По машинам» и марш-марш вперед, дела не терпят, и успеть надо так много, иной раз ведь и жизни человеческие от этой спешки зависят.
Что делать, такая у него, полковника милиции Гурова, работа, сам выбирал, насильно не тащили. А за рулем, конечно, так город не почувствуешь…Тут от отвлеченных, необязательных и потому таких приятных мыслей ему пришлось вернуться к прозе жизни. Полковник вспомнил, что, кроме двух-трех помидорин, пачки лососевого масла и лимона, в холодильнике у него ничего нет. Придется заскочить в угловой супермаркет – ох, до чего же раздражали Гурова эти «англицизмы», набранные родимой кириллицей, – за традиционными пельменями и буханкой «бородинского». Над трогательной любовью Льва Ивановича к пельменям втихую похихикивали, но все было просто – он не любил готовить, тем более для себя. Не любил, но умел, и очень неплохо. Гуров, еще раз улыбнувшись, вспомнил, как в самом начале своего романа с Машей, а та была прирожденным и блестящим кулинаром, он до расширенных глаз и удивленного «м-м-м!» поразил ее, приготовив кальмара по-корейски. Были, были у него свои «фирменные» блюда, и Мария иногда, правда очень редко, упрашивала-таки мужа «сварганить что-нибудь этакое»…